Весть о первой победе шаха, прилетевшая в Тегеран, заметно прибавила гордости жителям персидской столицы, насторожила Симонича и вывела из себя английского посла Макнила. Провал англичан на Гератском плацдарме заставил его «занять петушиную стойку». «Вы посмотрите на этих каджарских вояк! — возмущался он, строча донесение в Лондон лорду Пальмерстону. — Мало им того, что мы высказали своё несогласие по поводу похода на Герат. Мало им того, что Англия отозвала из армии шаха своих инструкторов. Мало им того, что они захватили английского курьера и сопровождавших его лиц! Ко всему этому каджары ещё захватили Гуриан! Сегодня — Гуриан, а завтра — Герат?!» Отправив депешу Пальмерстону, английский посол тотчас поднял на ноги свою свиту и отправился в шахский стан. Этого только и ждал русский посол Симонич. Он давно ломал голову, под каким бы предлогом отправиться к месту действий персидской армии. И вот случай, не сидеть же ему сложа руки, если противник столь активен! Симонич придумал, будто бы получено указание государя императора похлопотать перед его величеством шахом, чтобы тот всех русских дезертиров выслал в Россию. Он, Симонич, и его посольство немедленно должны в связи с этим выехать в лагерь Мухам-мёд-шаха…
Оба посольства прибыли почти одновременно. Шах как раз начал готовиться к штурму гератской крепости. Она «красовалась» перед его позициями четырьмя опорными башнями и четырьмя высокими стенами, обращёнными к четырём сторонам света. В крепости было несколько ворот, и поскольку шахская армия держала под обстрелом только западную сторону, то на юге, востоке и севере ворота крепости почти не закрывались, и осаждённые свободно сообщались с ближайшими селениями. Больше того, гератские солдаты по ночам делали вылазки к окопам персидской армии, захватывали пленных и даже грабили склады. Кавалерийские отряды гератцев совершали более дальние рейды: они обходили персидские позиции и нападали на тылы. Завязывались стычки, были убитые и раненые. К началу зимы, явившейся небольшим и сразу растаявшим снегом, на осаждающих с севера, со стороны Мерва, стали нападать отряды хивинцев. В большинстве случаев они сталкивались с каджарами Мерва, которые по повелению бухарского эмира, состоявшего в дружбе с персидским шахом, везли к месту боевых действий фураж, сено для коней и скота и провиант для сарбазов. Но уже шли толки о том, что хан Хивы Аллакули, выступивший против шаха, фактически оказался союзником англичан. И те, с помощью турецких агентов, подсказывали, что следует делать «льву пустыни». В шахском лагере ожидали большого налёта хивинцев и побаивались их. При таких неблагоприятных обстоятельствах Мухаммед-шах всё чаще и чаще стал подумывать о русском «бескровном» плане взятия Герата. Но где же этот русский поручик? Скоро ли он вернётся из Кабула? При встречах с Симоничем шах спрашивал о делах в Кабуле, но посол знал о судьбе Виткевича не более самого шаха…
Зима уже шла на убыль. На склонах гор зазеленела трава, когда Виткевич наконец-то услышал от своего осведомителя, что из Ост-Индии от лорда Окленда получен пакет. Но о содержании документа осведомитель пока ничего не мог сказать. На следующий день всё прояснилось самым необычным образом. Вельможи и даже слуги эмира стали очевидцами, как он, пригласив англичанина Бёрнса, кричал на него. Все подумали, что судьба «капыра» решена, уже и стража у дверей зашевелилась, но кончилось только тем, что эмир бросил в лицо Бёрнсу письмо и приказал «этому нечестивцу» немедленно убираться из Кабула. В день, когда английский агент покидал афганскую столицу, Виткевич с казаками вышел проводить его.
— Что произошло, сэр? — спросил он. — Может быть, вам нужна помощь?
— Помощь? — Бёрнс горько усмехнулся. — Вы могли бы помочь мне, если бы излечили от глупости лорда Окленда. |