Город будто от страха застыл.

Перед самым началом венчанья

Им дорогу раввин преградил.

Лик его был печален и темен.

Он сказал: «Повторяю, скорбя:

Ты – потомок священников, коэн,

И запретна она для тебя!»

Только взгляда он был удостоен.

Им казались пустыми слова.

Не послушал его Сендер коэн

Не послушала Рейзел вдова.

И тогда прогремели раскаты,

Был нарушен небесный покой.

В ожидании страшной расплаты

Души полнились смертной тоской,

И взметнулось подземное пламя,

И в колодце вскипела вода,

И разверзлась земля под ногами,

И сошлась, не оставив следа!..

…Не воротятся аисты в гнезда

У давно обмелевшей реки.

И остались свидетели – звезды,

Безучастны и так далеки.

Пролетели века незаметно,

Не растет за оградой трава.

Здесь когда то исчезли бесследно

Сендер коэн и Рейзел вдова.

Наказание или награда?

Ведь разлуки не дал им Господь:

В небесах или в сумраке ада

Стали двое – единая плоть?..

И танцуют беззвучно пылинки

В серебристом сияньи луны.

…А у Рейзел глаза словно льдинки –

Так прозрачны и холодны…

Баллада о повитухе Шифре

Шифра знахарка однажды на крыльце своем сидела.

Вел старательно кузнечик песню звонкую в саду.

За деревья село солнце, и уже слегка стемнело.

Вдруг подъехала коляска на резиновом ходу.

Из коляски вышел некто в лакированных штиблетах,

В черной шляпе и перчатках, долгополом сюртуке,

Золотые украшенья на припущенных манжетах,

Белозубый, темнолицый, с тростью щегольской в руке.

Он сказал небрежным тоном: «У меня жена рожает».

И добавил, тростью легкой ветви вишен теребя:

«И в Лубнах, и в Яворицах о твоем искусстве знают –

Нет в округе повитухи, знаменитее тебя».

Собрала она в котомку чабреца и чистотела,

Полотняные салфетки, подорожник, лебеду,

Воска желтого немного – с незнакомцем рядом села

В золоченую коляску на резиновом ходу.

Полетели кони резво, будто сказочные птицы.

Между тем совсем стемнело, звезды первые зажглись.

В синем сумраке тревожном растворились Яворицы,

И молчал надменный спутник, только кони вдаль неслись.

Натянул поводья кучер, звонко щелкнула подкова,

Тишина казалась жаркой, и вокруг сгустилась тьма.

Усмехнулся незнакомец, не сказав худого слова.

Шифра вышла, испугалась: где знакомые дома?

И сказал ей незнакомец: «Не пугайся, повитуха,

Мы идем к моей супруге, соберись, шагай смелей.

Примешь роды – и уедешь…» И добавил – страшно, глухо:

«А зовусь я Ашмодеем, повелителем чертей».

И сказал недавний спутник бедной Шифре со злорадством,

И из глаз его бездонных на нее взглянула ночь:

«Будет сын – уйдешь с почетом, без урона и с богатством.

Но убью тебя, старуха, если вдруг родится дочь!»

Лик его преобразился, голос был подобен грому

У нее дрожали руки и кружилась голова.

И пошел он по тропинке, к мрачному большому дому,

Поплелась за ним старуха, не жива и не мертва.

Принимала Шифра роды, он стоял у изголовья.

Посмотрела на младенца, поняла – обречена.