Но убью тебя, старуха, если вдруг родится дочь!»

Лик его преобразился, голос был подобен грому

У нее дрожали руки и кружилась голова.

И пошел он по тропинке, к мрачному большому дому,

Поплелась за ним старуха, не жива и не мертва.

Принимала Шифра роды, он стоял у изголовья.

Посмотрела на младенца, поняла – обречена.

Как тут скажешь Ашмодею, без ущерба для здоровья,

Что чертовку – не чертенка родила его жена!

Не услышал Бог молитвы, и тогда она сказала:

«Ну ка, выйди, повелитель, чтоб не сглазить молодца!»

А сама скорей в ладонях воск старательно размяла,

И чертовочку снабдила имитацией конца…

Позвала она папашу и младенца показала.

И остался черт доволен, отвела она беду.

Ашмодей вручил ей денег, и домой ее умчала

Золоченая коляска на резиновом ходу.

Через год, на том же месте Шифра знахарка сидела.

Появился вдруг посланник повелителя чертей.

Он воскликнул: «Повитуха, повитуха, как ты смела?!

Ах, представить ты не можешь, как разгневан Ашмодей!

Но сказать велел тебе он, что на первый раз прощает.

И преследовать не будет, и семью свою любя,

Он велел тебя доставить – вновь его жена рожает,

А в округе повитухи нет искуснее тебя!»

Баллада о рабби Беште и разбойнике Довбуше

Неба, неба синий атлас, в серых облаках заплатах,

Прячет от людского взора горный перевал…

Жил да был Олекса Довбуш, он разбойничал в Карпатах –

Отнимал он у богатых, бедным раздавал.

Жил в Карпатах реб Исроэль, рабби Бешт – мудрец известный.

И пришел к нему разбойник, раненый, без сил.

Рабби Бешт отвел погоню, и молитвою чудесной

Раны вылечил, водою горной напоил.

И сказал ему Олекса: «Заживает быстро рана,

Я уеду нынче утром,» – а раввин в ответ:

«Видел как то в Коломые друга твоего Ивана

Знай же, что измена ходит за тобою вслед».

Хмурым стал Олекса Довбуш, на лицо ложились блики,

Почему то охватила легиня журба.

И промолвил реб Исроэль – рабби Бешт, мудрец великий:

«Ходит друг твой мимо церкви и не крестит лба.»

И сказал раввину Довбуш: «Я тебя не понимаю,

Ты ж не веришь в Иисуса, в нашего Христа!

Он не крестится – так что же? Я его с юнацтва знаю

Верен мне Иван, и совесть у него чиста!»

Но ответил реб Исроэль: «Не пуста моя тревога,

Не напрасно я печалюсь о твоей судьбе.

Он не крестится на церковь, своего не любит Бога,

Так с чего ж ему, Олекса, верным быть тебе?»

…Вместе с другом ехал Довбуш, засмотрелся он на птицу,

А Иван отстал немного, и на бережку

В первый раз перекрестился, зарядил свою рушницу

И послал лихую пулю в спину ватажку.

И сказал он: «Надоело с небораками брататься,

Ночевать – то в чистом поле, то в седых горах.

Надоело брать богатство, да тотчас его лишаться,

И гулять в дрянном каптае, старых чоботах!

Мне отсыплет пан дукатов, буду я теперь заможным,

А тебя схоронят птицы, прямо у реки.

Уходил ты от гайдуков, хитрым был и осторожным –

А загинув, неборако, от моей руки!»

И лежал в лесу Олекса, и пуста была дорога,

Слышал он слова раввина, будто наяву:

«Он не крестится на церковь, своего не любит Бога…»

Кровь горячая стекала в желтую траву.