— Итак, Джон, что ты хотел мне рассказать? Строгая мать обращается к непослушному сыну, устало подумал он. Элеонора не ходила вокруг да около. У нее были свои источники информации. Как и у него. Она знала, как он скучает по своему сыну. Знала и о том, что они встретились в Сиднее, в доме Стерлингов. Знала о жестокой ссоре, в результате которой Стюарт Стерлинг вычеркнул из завещания свою дочь.

— Думаю, Элли, нам пора признать, что у меня есть сын, — грустно начал он, присаживаясь напротив жены. Ему ужасно хотелось взять сигару, вдохнуть ядовитого дыму, но Элеонора много лет назад запретила ему курить в ее присутствии.

— У тебя есть сын, Джон, — холодно ответила Элеонора. — Не у нас. Я никогда не признаю этого подкидыша ни в каком качестве до самой смерти. У тебя есть семья, дочери, красивые внучки. Или такой семьи тебе мало?

Макалистер прерывисто вздохнул.

— Если говорить напрямую, дорогая, то да. Элеонора бросила на него разъяренный взгляд.

— Я знаю, что ты задумал, Джон, но ты не можешь так всех нас обесчестить. Я этого не потерплю. Только не сейчас. Ты тридцать лет притворялся, что этого мальчишки не существует, почему же сейчас разжалобился?

Он рассмеялся.

— Потому что я умираю, Элли. И ты это знаешь. Она смотрела на него, чувствуя, что не может его простить, но все еще любит.

— Тебе еще жить и жить.

— Ты, как никто другой, умеешь прятать голову в песок, Элли. Ты была мне хорошей женой. — Он снова сухо усмехнулся. — Ты всегда была рядом, но разлучила меня с сыном.

— Да откуда тебе знать, что он твой единственный сын? — осведомилась Элеонора, голос ее был острее ножа. — Может, всю страну обыщешь? Мне известно, сколько женщин побывало в твоей постели!

— Эх, Элли… Все могло бы быть иначе, если бы ты не испытывала к сексу такого отвращения.

Врожденная деликатность заставила ее покраснеть.

— Но поначалу я делала все, что ты хотел, Джон.

— Да, но во время секса ты всегда чувствовала себя неловко, — почти нежно сказал он.

— Да, и что с того? — Она нахмурилась. — Я никогда не пойму, зачем ты связался с этой няней, почти ребенком.

— Это было так давно, а кажется — вчера, — сказал он. — Я никогда ее не забуду.

— Да как ты смеешь такое говорить, Джон! — стиснув зубы, огрызнулась Элеонора. — Все быльем поросло!

— Это самое постыдное, что я когда-либо сделал, с раскаянием произнес Джон. — Ты угрожала, что погубишь меня, Элли. Может, я это и заслужил. Но теперь ты меня не остановишь. Для меня стало делом чести перед смертью хоть немного возместить сыну нанесенный ущерб.

Элеонора Макалистер выглядела потрясенной и рассерженной. В ее руках была такая власть, и вдруг это!

— Журналисты ухватятся за тебя, Джон, — предупредила она. — Ты должен это понимать. Разразится страшный скандал, да еще эта девчонка замешана…

— Они грозятся лишить ее наследства.

— Абсолютно верный шаг. — Элеонора откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

— Ты жестокая женщина, Элли. Ледяные глаза тут же раскрылись.

— Конечно, что еще ты можешь сказать! У меня есть определенные стандарты, Джон. Всю свою жизнь я посвятила тебе, прекрасно зная, что ты рассматривал меня всего лишь как пропуск туда, куда иначе не мог попасть. Но у тебя есть дети. Неужели ты думаешь, что они позволят ввести в наш круг этого молодого человека?

— Он их сводный брат, Элли, но только он сам не придет.