Илона Волынская, Кирилл Кащеев. Готова на все
Глава 1
— Любопытно-то как получается! — он отвел глаза от тускло мерцающего монитора и поглядел на такой же тусклый зимний рассвет, заглядывающий в грязноватые окна. И задумчиво повторил. — Любопытно… Сзади негромко щелкнула дверная ручка. Он удивился, но вовсе не обеспокоился. Дверь в лабораторию была с хитрым вывертом, служившим идеальным индикатор «свой-чужой» — те, кто этого самого выверта не знал, просто бесполезно дергали створку, создавая изрядный шум. Так что сейчас пришел кто-то из своих, знающих… Удивительно только, что в такую рань, он думал, что будет в лаборатории один. Хотя это наверняка Эля… Бедная девочка… — Что, так родственнички достали, что ты даже после праздников на работу сбежала? — не отводя глаз от экрана, хмыкнул он и начал поворачиваться… Обернуться он не успел: сзади послышались быстрые шаги и громкий щелчок, утонувший в чудовищном грохоте. Монитор разлетелся вдребезги. Кап… кап… кап… Грохот сменился тишиной.
Home, sweet home[1] — Ты совершенно напрасно настораживаешься. У меня только благие намерения. Эля уставилась на отца тоскливым взглядом. Раз благие намерения — значит, гадость впереди не абы каких размеров. — Будь любезна, зайди ко мне в кабинет… — он предвкушающе-нервно потер ладони. — Мне Яську надо уложить, — вздохнула Эля. Отец раздраженно дернул подбородком. Ну да, если их величеству угодно сейчас — должно быть именно сейчас, а необходимость уложить ребенка в кровать — отговорки и нарушение субординации. — Хорошо, — уголок его рта снова дернулся в сторону, — Укладывай. Но как только освободишься… — Хорошо, — повторила Элина. Он внимательно поглядел на дочь, потом перевел взгляд на Яську, увлеченно катившего здоровенный грузовик вокруг новогодней елки. Теперь уже уголок рта у отца брезгливо дернулся в сторону, он непроизвольным движением отряхнул ладони, словно дотронулся до чего-то неимоверно гадкого. Круто повернулся и вышел. В общем коридоре с легким металлическим стуком захлопнулась дверь — отец ушел на свою половину. — Ручки умывает, Понтий Пилат доморощенный, — пробормотала вслед Эля. Так, бабушка сегодня весь день с Яськой сидела, к Элиному возвращению была серая от усталости и в свою комнату на отцовской половине квартиры ушла рано. Скорее всего, сейчас она спит, и Эля была стопроцентно уверена — отец специально дожидался, пока его мать уснет. Невольным движением Эля прижала ладонь к груди. Сердце колотилось — жалко, беспомощно. Горло оккупировал тошнотворный комок, а меленький гадостный холодок шастал по ногам вверх-вниз. — Ну и чего я его боюсь? И не надо мне его бояться, и пора перестать его бояться… — Кого бояться? — выглядывая из-под толстой елочной лапы, требовательно вопросил Яська, и в серых глазах была готовность немедленно активно поучаствовать в испуге. — Никого, — резко бросила Эля, — Не лезь во взрослые дела! Спать пора. Яська немедленно сделал вид, что не слышит и выставив кверху попу, с громким тарахтением покатил грузовик по старому вытертому паласу. — Ярослав, — железным голосом сказала Эля, — По-моему, ты меня слышал! Яська поднял голову, маленькая щекастая физиономия сложилась в недовольную дульку — предвестник нытья. — Ясь, я сейчас не в состоянии тебя уговаривать! Пожалуйста, не надо ныть про еще пять минуточек. |
