Цинна утерла слезы и весело засмеялась.

- Вот хорошо-то! По крайней мере, вашу милость каждый день видеть буду.

- Помолчи! Ну, что ржешь, как жеребенок! Дело серьезное. А если старик не захочет принять тебя, покажешь ему вот это кольцо в знак того, что это мне так угодно.

- Так ведь вы же дома будете к тому времени? Сами ему на словах сказать можете?

- Откуда мне знать, где я буду? - мрачно пробормотал Лештяк и, сняв с пальца украшенное опалом и гранатами кольцо, отдал его Цинне.

Немного погодя он добавил:

- А если отец сразу согласится принять тебя, не показывай ему кольца. Лучше если никто, даже мой отец не будет знать, кто скрывается под видом подмастерья. Так я хочу!

- Значит, так и будет - по-вашему, - пообещала Цинна.

- А теперь за работу. Тебе нужно скрыться, пока еще не рассвело.

В мешке Лештяка лежали большие ножницы, которыми они по дороге в Буду подравнивали гривы жеребцам. Задрожали руки у Лештяка, как он вынимать стал, и еще пуще, когда за косу взялся, чтобы отрезать ее.

- Не могу, - признался он. Рука его бессильно опустилась.

- Чего же жалеть? - рассердилась девушка, протягивая руку за ножницами.

Ножницы щелкнули, и густой лес волос был скошен. Девушка же только улыбнулась, тряхнув остриженной головкой. Пока Михай вынимал из сундучка мужской костюм, она выплела из косы тяжелые парчовые ленты.

- Переоденешься да ты слушай внимательно! - иди прямиком к Тисе. На берегу, где-нибудь в ивняке, аккуратно сложишь свое женское платье. Все ведь девушки так делают, собираясь утопиться. Платье на берегу оставляют, а с собой только горе свое берут.

- Все, как вы велите, сделаю…

- Он, беда, беда! - послышались отчаянные возгласы с повозки Криштона.

- Что случилось? - отозвался Лештяк.

- В какую-то топь заехали!

Ничего удивительного в этом, разумеется, не было. В те времена почтенные комитатские власти были еще свободны от дорожной повинности. Еще не родилась и пословица, что «грязь на грязь кладут - дорогой зовут», потому что в те времена на грязь ни грязи, ни вообще ничего не клали. В ту пору была распространена другая точка зрения, а именно что «телега сама себе дорогу прокладывает». Видит человек: есть колея, значит и до него здесь люди были, а «коли другие ездили, то и я проеду».

Но на этот раз колея вдруг кончилась, и телега очутилась по самые оси в затянутой тиной, поросшем осокой болоте, которое при свете луны показалось вознице зеленым.

Сумасбродный это край - Алфёльд, прозванный Шандором Петефи «открытой книгой». Днем в своих миражах сушу превращает он в водные просторы, а ночью делает воду похожей на сушу. Не знаешь, когда чему верить.

Кучер ругался, бил лошадей, так что те чуть не рвали на себе упряжь, но он и сам, собственно, не знал, куда надо править чтобы выбраться на дорогу. Второй возок, попытавший счастья в другом направлении, тоже увяз в грязи.

- Все здесь засядем! Эй, кто знает дорогу?!

Путники соскочили с телег и начали советоваться.

- Наверняка к «Чертовым озерам» заехали, - решил Поросноки. - Должен здесь где-то брод быть. Слышал я много раз от чумаков, что они между озерами на хорошую дорогу выбирались.

- Но как? Будем плутать, пока не утопимся.

- Надо бы разбудить старого Мартона. Он часто гонял гурты в Пешт, даже осенью, в ненастье: может быть, он отыщет путь. Эй, табунщик на последней подводе, разбуди-ка дядю Мартона!

И шустрый Пали, долго не мешкая, принялся тормошить спавшего старика.

- Ну, что там? Чего ты дергаешь меня, сорванец?

- Простите, дядюшка, я только потому разбудил вас, что спросить хотел, не знаете ли вы, где проходит дорога на Кечкемет?

- Как не знать, - ответил скупой на слова скотогон.

- Мы, как видно, к «Чертовым озерам» забрались.