Причитают матери и крестны,

         Голосят невесты и золовки.

         По камням, над толстым слоем пыли,

         Вьется хмель, запутанный и клейкий,

         Длинный поп в худой епитрахили

         Подбирает черные копейки.

         Под черед за скромным подаяньем

         Ищут странницы отпетую могилу.

         И поет дьячок за поминаньем:

         «Раб усопших, Господи, помилуй».

«Шел Господь пытать людей в любови…»

         Шел Господь пытать людей в любови,

         Выходил он нищим на кулижку.

         Старый дед на пне сухом, в дуброве,

         Жамкал деснами зачерствелую пышку.

         Увидал дед нищего дорогой,

         На тропинке, с клюшкою железной,

         И подумал: «Вишь, какой убогой, –

         Знать, от голода качается, болезный».

         Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:

         Видно, мол, сердца их не разбудишь…

         И сказал старик, протягивая руку:

         «На, пожуй… маленько крепче будешь».

«Край любимый! Сердцу снятся…»

         Край любимый! Сердцу снятся

         Скирды солнца в водах лонных.

         Я хотел бы затеряться

         В зеленях твоих стозвонных.

         По меже, на переметке,

         Резеда и риза кашки

         И вызванивают в четки

         Ивы – кроткие монашки.

         Курит облаком болото,

         Гарь в небесном коромысле.

         С тихой тайной для кого-то

         Затаил я в сердце мысли.

         Все встречаю, все приемлю,

         Рад и счастлив душу вынуть.

         Я пришел на эту землю,

         Чтоб скорей ее покинуть.

«Я странник убогий…»

         Я странник убогий.

         С вечерней звездой

         Пою я о Боге

         Касаткой степной.