Изменить размер шрифта - +
Учила: не ходи, чадо, к костырям и к корчемникам, не думай, как бы украсти-ограбити, но не захотел ты матери покориться; снимай теперь с себя платье гостиное, и накинь на себя гуньку кабацкую, и дожидайся, как сейчас будошники застучат в порота и сам Цыганок в наш честный дом ввалится.

 

И все сама причитает, а сама меня костяшкой пристукивает в голову. А тетенька как услыхала про Цыганка, так и вскрикнула:

 

– Господи! Избавь нас от мужа кровей и от Арида!

 

Боже мой! То есть это настоящий ад в доме сделался. Обнялись тетенька обе с маменькой, и, обнявшись, обе, плачучи, удалились. Остались только мы вдвоем с дядей.

 

Я сел, облокотился об стол и не помню, сколько часов просидел; все думал: кого же это я ограбил? Может быть, это француз Сенвенсан с урока ишел, или у предводителя Страхова в доме опекунский секретарь жил… Каждого жалко. А вдруг если это мои крестный Кулабухов с той стороны от палатского секретаря шел!.. Хотел – потихоньку, чтобы не видали с кулечком, а я его тут и обработал… Крестник!.. своего крестного!

 

– Пойду на чердак и повешусь. Больше мне ничего не остается.

 

А дядя только ожесточенно чай пил, а потом как-то – я даже и не видал как – подходит ко мне и говорит:

 

– Полно сидеть повеся нос, надо действовать.

 

– Да что же, – отвечаю, – разумеется, если бы можно узнать, с кого я часы снял…

 

– Ничего; вставай поскорее и пойдем вместе, сами во всем объявимся.

 

– Кому же будем объявляться?

 

– Разумеется, самому вашему Цыганку и объявимся.

 

– Срам какой сознаваться!

 

– А что же делать? Ты думаешь, мне охота к Цыганку?.. А все-таки лучше самим повиниться, чем он нас разыскивать станет: бери обои часы и пойдем.

 

Я согласился.

 

Взял и свои часы, которые мне дядя подарил, и те, которые ночью с собой принес, и, не здоровавшись с маменькою, пошли.

 

 

 

 

Глава четырнадцатая

 

 

Пришли в полицию, а Цыганок сидит уже в присутствии перед зерцалом, а у его дверей стоит молодой квартальный, князь Солнцев-Засекин. Роду был знаменитого, а талану неважного.

 

Дядя увидал, что я с этим князем поклонился, и говорит:

 

– Неужели он правду князь!

 

– Ей-богу, поистине.

 

– Поблести ему чем-нибудь между пальцев, чтобы он выскочил на минутку на лестницу.

 

Так и сделалось: я повертел полуполтинник – князь на лестницу и выскочил.

 

Дядя дал ему полуполтинник в руку и просит, чтобы нас как можно скорее в присутствие пустить.

 

Квартальный стал сказывать, что нонче, говорят, ночью у нас в городе произошло очень много происшествиев.

 

– И с нами тоже происшествие случилось.

 

– Ну да ведь какое? Вы вот оба в своем виде, а там на реке одного человека под лед спустили; два купца на Полешской площади все оглобли, слеги и лубки поваляли; один человек без памяти под корытом найден, да с двоих часы сняли. Я один и остаюсь при дежурстве, а все прочие бегают, подлетов ищут…

 

– Вот, вот, вот, ты и доложи, что мы пришли дело объяснить.

 

– Вы подравшись или по родственной неприятности?

 

– Нет, ты только доложи, что мы по секретному делу; нам об этом деле при людях объяснять совестно.

Быстрый переход