— Поднявшись наверх, они, к своему удивлению, заметили, что дверь на чердак заперта на замок.
Позвольте мне! — Жеребцов дернул, и громадный замок вылетел вместе с петлями.
— Хорошо иметь медвежью силу! — хмыкнул Соколов.
Пепел и кровь
Едва дверь открылась, как кошка с ласковым мурлыканьем бросилась к своим беспомощным чадам, жалобно пищавшим в углу. Жеребцов осветил ярким электрическим фонарем помещение. И тут же удивленно вскрикнул:
— Аполлинарий Николаевич, чердак весь покрыт лежалой пылью, а от дверей до слухового окна — словно дорожка проторена!
Сыщики подошли к слуховому окну. Соколов невесело усмехнулся:
— Один из шедших по чердаку продолжил свой путь дальше — по крыше и вниз — к смерти! Смотри, на свежевыпавшем снегу отчетливо видна скользящая полоса. Тот, кто падал, — а это был Морозов, — первым поднялся на крышу. Он еще не успел до конца выбраться из слухового окна, как получил мощный толчок сзади — и грохнулся во двор. Осмотрим чердак и пойдем на улицу, взглянем на то, что осталось от Морозова!
Жеребцов скользнул лучом фонаря по полу, и сыщики увидели, что следы одной пары ног ведут к стропилам. Как за путеводной нитью, Жеребцов шел по этим следам и снял с верхнего бревна молоток. Он был измазан свежей кровью.
— Тут же лежала кучка пепла. Это тщательно жгли бумаги.
Второй труп
Сыщики спустились вниз. Здесь скучал городовой, звонивший в полицию и теперь поставленный охранять вход. Соколов перебросился с ним несколькими словами и приказал:
— Пошли с нами!
В глухом нежилом дворе, недалеко от стены, лежал мужчина с проломленной головой. Соколов взял его руку
— пульса не было. Он распорядился:
— Несите в вестибюль!
Через минуту из карманов убитого извлекли какие-то счета “Товарищества С. Габай” и незначительные деньги — около трех рублей.
Соколов поднялся на второй этаж, открыл ключом кабинет. Разъяренный Кошко стукнул кулаком по дубовой крышке стола:
— Как вы могли? Я уже позвонил в сыск, оттуда едет отряд, чтобы прекратить беспорядок, который вы, граф, устраиваете.
Соколов добродушно и устало улыбнулся:
— Это хорошо, что отряд, пусть доставят два трупа в морг, а организатора этого злодейства и убийцу Морозова — в тюрьму.
Кошко задохнулся от гнева:
— Каких два трупа? Где вы видите убийцу Морозова? Я больше не намерен терпеть ваши шуточки! Вы, Аполлинарий Николаевич, из серьезнейшего дела устраиваете развлечение, какой-то балаган!
Соколов оставался невозмутимым:
— Как можно! Я просто не осмелился бы шутить с таким важным господином, как вы, Аркадий Францевич. Труп Морозова в вестибюле. Вот, — Соколов положил на стол предметы, — изъятое из его карманов. Да, бумаги “Габая”, но, кажется, пустяковые и уж во всяком случае малограмотному сторожу вовсе не нужные. Ясно, что убийца положил их для отвода глаз.
— Тогда как они попали к Морозову?
— Этот вопрос не ко мне, а к убийце сторожа — Латышеву.
Латышев смертельно побледнел и тяжело опустился в кресло.
Опешивший Кошко помотал головой:
— При чем здесь Латышев? Зачем очернять человека?
— Коля, — весело сказал Соколов, — очисть от казенных ценностей карманы бухгалтера.
Жеребцов, к неописуемому удивлению Кошко, вытащил из специально привязанного на груди Латышева мешочка кипу ассигнаций. И добавил:
— Ну, сокол ясный, на эти денежки ты весело погулял бы! Плевать, что по твоей милости — два трупа, главное — тебе сладко. А бумажки ты, Латышев, видать, не зря спешил сжечь. В них, поди, сраму для тебя с избытком?
Разоблачение
Кошко выглядел несколько оторопелым. |