– Пятнадцатый! Толстяк на семь часов. – раздался обеспокоенный голос одного из бойцов третьего взвода.

– Отступай. Прикройте его. Иду. – приказал я, дублируя старые команды, сам смещаясь к обозначенной позиции. Да, мы были не оригинальны и обозначили врагов по их главным особенностям. Толстяки, бегуны, ежи… хотя внешне твари могли отличаться друг от друга разительно, стоило произнести общее определение и всем сразу становилось понятно, с чем придется иметь дело.

Рывок! Ещё рывок! Золоченый доспех превращается в размазанную желтую линию врывающуюся в толпу искаженных перед которой бежит шастилапый комок плоти. Монстр, состоящий из слившихся в жуткую кашу тел, рвется к нашим БТРам, пытаясь догнать убегающего штурмовика.

– Двадцатки нет! – раздался крик стрелка, разом обозначив опасность твари. Значит двадцатый калибр не берет её диссонансное поле. А раз так, то и бить из всего что меньше по мощности бесполезно. Но, как и всегда, есть свои нюансы. Где то в стороне взвизгнул шестиствольный пулемет, и тварь, мгновение назад легко обрушившая стену, замирает под непрекращающимся потоком свинца.

– Я здесь! – кричу, чтобы предупредить передовые отряды. Шестистволка смолкает и в тот же миг я врезаюсь в противника огненным мечом срезая две задних лапы.

Тварь инстинктивно сжимается, подбирая и укрепляя защитное поле. Пламя скатывается по нему, словно горящее масло по сковороде, но в то же время проедает небольшие участи, оголяя монстра. Бомба влетела в брешь, как только та стала достаточного размера. Пять сантиметров, теперь мне больше не надо.

Ядро, служившее оболочкой, на огромной скорости врезалось в искаженные мышечные волокна, ввинтилось на несколько сантиметров, и взорвалось, выпуская наружу сжатый до предела пресс, слизывающий искаженную плоть и разрывая мягкие ткани. Вот только следом за кровавым дождем на меня прыгает тварь, выпуская десяток щупалец заканчивающихся острыми обломками проводящих костей.

Рывок. Желтой молнией я отошел в сторону и обрушил град из конструктов, но костяной шар, скрывавшийся под мышцами, удерживал и рассеивал конструкты, лишь немного прогибаясь под бомбами. А восстановившийся щит диссонанса с трудом, но держал грады пуль и снарядов, посылаемых в тварь с разных сторон.

– Надоедает. – проговорил я, вновь зажигая клинок.

Две недели, именно столько понадобилось диссонансной зоне, чтобы исторгнуть из себя не испуганных и растерянных беженцев, а обозленных и голодных до человеческой плоти чудовищ. Проводящие кости, поля плоти, искаженные меняющие облик… И ведь это одна из первых волн.

– В сторону! – приказал я, и огонь тут же перенесли на человекоподобных тварей, пытавшихся атаковать под защитой толстяка. Стихия м которой я резонирую. Синее пламя. Чуждое, доставшееся по праву победителя, но в то же время уже такое родное, с которым я прошел не один десяток битв.

Взяв двумя руками проводящий клинок я влил в лезвие меча в несколько раз больше сил, и он расширился и удлинился, вырастая в объеме и поднимаясь над моей головой. Тварь, будто не замечая опасности, ринулась на меня, выбросив вперед щупальца. Еще мгновение, и они сомкнуться на моей броне, развеют защитную сферу и вонзятся в золоченые пластины… Но меня уже нет на этом месте.

Рывок! Половина щупалец валится на землю, отсеченная огненным лезвием. Парировать удар когтями, отбить в сторону, прыгнувшую на меня, тушу. Рывок – монстр еще летит от моего пинка, а я уже рядом. Огненное лезвие погружается в мягкое подбрюшье разрывая мышечную ткань и проникая глубже.

Тварь падает на землю, катается, пытаясь сбить жгущее изнутри пламя, но огненная стихия пожирает монстра изнутри. Не давая врагу опомнится я колю и рассекаю подвернувшиеся части, чтобы к концу агонии обкромсанный колобок представлял из себя скорее буханку бородинского, или одну сплошную грудную клетку с обгоревшим мясом на оголившихся костях.