– А мы что то можем с этим сделать? – пожала плечами Инга.

– Работать с международной аудиторией тяжелее чем с нашей, «тутовой», но это не значит, что на неё можно полностью наплевать. Наоборот, мы должны учитывать их мнение и интересы, завлекать. – проговорила Ангелина, водя в воздухе рукой. – В конце концов, ен зря же умные люди придумали новояз. Когда мы теряем мирных жителей и солдат, можно говорить, что их убили, когда проблемы у наших противников – они погибли. Заодно и зверства можно им приписать, и освещать текущие действия как военные преступления.

– А экономическую блокаду – уничтожением всех договоренностей и попранием верховенства закона и права. – кивнула Мария. – Вопрос лишь в том, кто нам в этом поверит? Люди же не идиоты.

– О, вот тут ты не права, дорогая сестра. Люди как раз те ещё идиоты. – усмехнувшись ответила Ангелина. – За два года я выучила много приемов, работающих безотказно, на уровне примитивных инстинктов. Так что, в случае войны мы просто используем их на полную программу. Отрезанные головы младенцев, расстрел случайных прохожих – ненависть, которая оправдает стирание в порошок мирных городов с миллионами населения, и сотнями тысяч детей, вызвать не так сложно.

– Отвратительно. – морщась проговорила Инга.

– Да уж… лучше прямое столкновение лицом к лицу. – сказал я. – Но и пренебрегать таким оружием не стоит. Мы должны быть готовы к тому, чтобы встретить врага всем что есть, в том числе и в медийном ключе.

– До этого ещё дожить надо. – проговорила Мария, зевая. – А они, пока, нападать не собираются. Да и зона никуда не делась.

– И мы переходим ко второй проблеме, что с ней делать? – проговорил я. – Вполне возможно, что в ближайшее время мы не сумеем её закрыть. Продолжат гибнуть тысячи людей… а возможно мы закроем её, и объединим свои флота с армией Германии. Но тогда впереди будет большая война.

– Если вопрос в том, чтобы закрывать или не закрывать, я за первое. – сказала Ангелина. – Война с людьми идет не первую сотню лет, хоть и становится ожесточённее и кровопролитней. А с тварями… никто не знает, что выползет оттуда завтра и справимся ли мы с такой напастью. Что если родится монстр, который окажется совершенно невосприимчив к резонансу, и при этом будет отражать артиллерийские удары?

– Это далеко не самый худший вариант. – возразил я. – В конце концов человечество изобрело множество инструментов умерщвления, от ядов до напалма и электричества. Куда хуже будет если монстры окончательно приобретут самосознание и начнут вести массовые подрывные операции, проникая глубоко за линию фронта. Или ещё хуже – научатся открывать врата самостоятельно, без участия людей.

– Это будет конец. – сказала Мария, и мы надолго замолчали. Пока твари не умели открывать стабильные врата диссонанса. Такой вот оксюморон. Не знаю, может сама наша реальность сопротивлялась такому вмешательству, или законы резонанса требовали живого ключа, как в случае с Тунгусской зоной.

Но до недавнего времени и существование таких больших и активных зон как Польская считалось невозможным. А сейчас… судя по докладам разведки она продолжала расширятся. Понемногу. Всего полметра в день. Но это уже вызывало огромные сложности опасения планетарного масштаба.

Даже живое море на дне Балтики не открыло врата, а лишь искажало флору и фауну вокруг себя, плодя бесчисленных измененных тварей. Но все это меркнет по сравнению с опасностью открытия зоны в любом месте. И пусть многие не верили в такую возможность, но всё же ни одна страна не объявила России войну.