Глава шестая

Мать и бабушку Филиппа нашла в холле, у гроба дедушки. Две старые служанки принесли кувшин с теплой водой и полотенца, чтобы омыть бездыханное тело сэра Греттона. Все ждали, когда слуги принесут его из внутреннего дворика. Филиппа подошла к матери и обвела взглядом присутствующих, стараясь найти сэра Риса. Он стоял у двери и отдавал распоряжения мужчинам, которые принесли наконец кресло с телом сэра Греттона и остановились в нерешительности перед ступеньками, ведущими в холл, так как боялись лишний раз потревожить усопшего. Увидев дедушку, Филиппа снова зарыдала, но мать обняла ее за плечи, стараясь утешить и подбодрить.

Кресло внесли в холл и тело сэра Греттона подняли и осторожно положили на стол. Леди Греттон подошла и, наклонившись, поцеловала мужа в уже холодный лоб. Сэр Рис жестом велел двум мужчинам унести дедушкино кресло.

– Леди, сейчас я должен вас оставить, чтобы встретить священника, рассказать ему, что случилось, и проводить его сюда, – сказал он.

С этими словами сэр Рис поклонился и, прежде чем уйти, бросил взгляд на Филиппу.

– Мы, как всегда, у вас в долгу, сэр Рис, – проговорила она с едва заметной улыбкой.

Как только сэр Рис ушел, Филиппа тут же обернулась к матери:

– Мама, мы должны поговорить с глазу на глаз.

– Дитя мое, ты же видишь, что это невозможно – я должна быть с отцом, – печально вздохнув, сказала графиня.

– Тебе трудно, дитя, я вижу. Ты не привыкла к таким печальным событиям, – грустно сказала бабушка.

– Мама, – сказала графиня тоном, не терпящим возражений, – Филиппа должна понять, что нам с тобой в эту тяжелую минуту надо быть вместе. Филиппа, иди в свою комнату, я приду, когда смогу.

– Я должна сказать тебе что-то чрезвычайно важное, – пристально глядя на мать, жалобно проговорила Филиппа.

– Крессида, иди и поговори с дочерью. Она чем-то встревожена, – поддержала внучку бабушка.

Графиня пожала плечами, затем подошла к отцу и, поцеловав его в щеку, взяла дочь за руку и повела к винтовой лестнице, ведущей в их спальни. Филиппа обернулась и, поискав глазами Гвенни, велела ей найти Питера Фиэрли и сказать ему, чтобы он немедленно пришел в комнату графини.

Как только Крессида вошла в свою комнату, она с едва сдерживаемым гневом обернулась к дочери, но та, к еще большему раздражению матери, стала закрывать дверь на засов.

– Филиппа, что случилось? Ты ведешь себя как-то странно! – спросила мать, заметив наконец, что дочь бледна и встревожена.

– Когда мы с Гвенни возвращались в дом, я увидела, как во двор въехал всадник. Мама, я узнала его! Это мой отец! Он одет как простолюдин, и его трудно узнать, но меня беспокоит, что Рис Гриффит все еще здесь, ждет священника. Кроме того, могут прийти дворяне из соседних поместий! Многие хорошо знали отца и могут его узнать даже в непривычном одеянии.

Крессида побледнела и села на край кровати, так как ноги не слушались ее.

– Ты не ошиблась?

– Это он, вне всякого сомнения! Я не могла ошибиться!

– Он один?

Филиппа кивнула.

– Отец пошел в конюшню.

– Будем молиться, чтобы его не узнали. Что и говорить, отец выбрал не самое подходящее время для своего приезда в Греттон.

В дверь постучали. Филиппа бросилась к двери и, понизив голос, спросила:

– Кто там?

– Питер, миледи.

Она сняла засов и, приоткрыв дверь, впустила верного сквайра.

– Приношу свои извинения, миледи, что меня не было в поместье в столь горестное время. Я только что приехал…

– Вы были в конюшне? – перебила его Филиппа.