|
Это и все, чем ты себя успокаиваешь? - Нет. Иди, я покажу тебе кое-что. - Куда идти? - В мой кабинет. - То, что ты собираешься показать мне, и придает тебе веру в победу? - Да. - Тогда пойдем. - Постой. И Генрих вернулся к кроватям молодых людей. - А что? - спросил Шико. - Послушай, я но хочу завтра, вернее, сегодня ни омрачать их, ни разнеживать. Я попрощаюсь с ними сейчас. Шико кивнул головой. - Прощайся, сын мой, - сказал он. Тон, которым он произнес эти слова, был таким грустным, что у короля мурашки побежали по телу и слезы навернулись на глаза. - Прощайте, друзья, - прошептал Генрих, - прощайте, добрые мои друзья. Шико отвернулся, сердце у него было тоже не из камня. Но взор его невольно снова обратился к молодым людям. Генрих, склонившись над ними, одного за другим целовал их в лоб. Свеча из розового воска озаряла бледным, погребальным светом драпировки спальни и лица актеров, участвовавших в этой сцене. Шико не был суеверен, по когда он увидел, как Генрих касается губами лбов Можирона, Келюса и Шомберга, ему почудилось, что это скорбит живой, паники прощаясь с мертвыми, уже лежащими в гробах. - Странно, - сказал себе Шико, - я никогда ничего подобного не испытывал. Бедные дети! Как только король кончил прощаться со своими друзьями, д'Эпернон открыл глаза, чтобы поглядеть, ушил ли он. Король уже покинул комнату, опершись на руку Шико. Д'Эпернон вскочил с постели и принялся как можно тщательнее стирать пятна крови со своих сапог и одежды. Это занятие вернуло его мысли к событиям на площади Бастилии. - Да у меня и крови бы не хватило для этого человека, ведь столько он ее пролил сегодня ночью, а сражался совсем один. И д'Эпернон снова улегся в постель. Что до Генриха, то он привел Шико к себе в кабинет, открыл длинный ящик из черного дерева, обитый внутри белым атласом, и сказал: - Вот, посмотри! - Шпаги! - воскликнул Шико. - Вижу. Что же дальше? - Да, это шпаги, но шпаги освященные, друг мой. - Кем? - Самим папой, нашим святейшим отцом. Он оказал мне эту милость. Чтобы доставить ящик в Рим и обратно, потребовалось двадцать лошадей и четыре человека. Но зато у меня есть шпаги. - Острые? - спросил гасконец. - Конечно. Но главное их достоинство, Шико, в том, что они освящены. - Само собой. Однако все же приятно сознавать, что они к тому же еще и острые. - Нечестивец! - Ладно, сын мой, теперь поговорим о другом. - Хорошо, но поспешим. - Тебе хочется спать? - Нет, мне хочется помолиться. - В таком случае поговорим о деле. Приказал ты привести монсеньера герцога Анжуйского? - Да, он ждет внизу. - Что ты собираешься с ним делать? - Я собираюсь отправить его в Бастилию. |
