|
- Ну хорошо, возьмите себе на сегодняшний день коня, на которого вы посадили бы даму с портрета, понимаете? - Ах, я понимаю, отлично понимаю. Послушайте, Реми, воистину вы раз навсегда нашли путь к моему сердцу, я страшно боялся, что вы не допустите меня к участию в этой охоте или, скорее, в этом охотничьем представлении, на котором будут присутствовать все придворные дамы и толпы любопытствующих горожанок. И я уверен, Реми, милый Реми, ты понял, что дама с портрета должна принадлежать ко двору или, во всяком случае, должна быть парижанкой. Несомненно, она не простая буржуазка: гобелены, тончайшие эмали, расписной потолок, кровать с белыми и золотыми занавесками, - словом, вся эта изысканная роскошь изобличает в пей даму высокого происхождения или по меньшей мере богатую женщину. Что, если я встречу ее там в лесу? - Все возможно, - философски заметил Одуэн. - За исключением одного - разыскать дом, - вздох-пул Бюсси. - И проникнуть в него, когда мы его разыщем, - добавил Реми. - Ну уж об этом-то я меньше всего беспокоюсь, - сказал Бюсси. - Мне бы только добраться до его дверей, - продолжал он, - а уж там я пущу в ход одно испытанное средство. - Какое? - Устрою себе еще один удар шпагой. - Отлично, - сказал Реми, - ваши слова позволяют надеяться, что вы сохраните меня при себе. - Ну, на этот счет будь спокоен. Мне кажется, будто я тебя знаю лет двадцать, не меньше, и, слово дворянина, уже не мог бы обходиться без тебя. Приятное лицо молодого лекаря расцвело под наплывом невыразимой радости. - Итак, - сказал он, - решено. Вы едете на охоту и займетесь там поисками дамы, а я вернусь на улицу Ботрейи, искать дом. - Вот будет занятно, - сказал Бюсси, - если, когда мы снова встретимся, окажется, что мы оба добились успеха. На этом они распрощались, скорее как два друга, чем как господин и слуга. В Венсенском лесу и на самом деле затевалась большая охота в честь вступления в должность господина Бриана де Монсоро, уже несколько недель тому назад назначенного главным ловчим. Вчерашняя процессия и неожиданное покаяние короля, который начал пост в последний день масленичного карнавала, заставили придворных усомниться, почтит ли он своим присутствием эту охоту. Ибо обычно, когда на Генриха III находил приступ набожности, он по неделям не покидал Лувра, а иногда даже отправлялся умерщвлять плоть в монастырь. Однако на сей раз, к удивлению придворных, около девяти часов утра распространилось известие, что король уже выехал в Венсенский замок и гонит лань вместе со своим братом, монсеньером герцогом Анжуйским, и всем двором. Местом сбора охотников служила Коновязь короля Людовика Святого. Так назывался в те времена перекресток дорог, где, как говорят, тогда еще можно было увидеть знаменитый дуб, под которым король-мученик вершил правосудие. Все собрались к девяти часам, и ровно в девять, верхом на прекрасном вороном жеребце, на поляну выехал новоиспеченный главный ловчий, предмет всеобщего любопытства, ибо почти никто из придворных его не знал. Все взоры обратились на вновь прибывшего. Граф де Монсоро был высоким мужчиной лет тридцати пяти на вид; на его лице, испещренном мелкими оспинами, при малейшем волнении проступали красные пятна, и это побуждало любопытных приглядываться к нему еще пристальнее, что редко идет на пользу тому, на кого смотрят. И действительно, чувство взаимной симпатии обычно возникает от первого впечатления: прямой взгляд и открытая улыбка вызывают ответный ласковый взор и улыбку. |
