|
Жильбер вздохнул с таким видом, будто хотел сказать: «Она не меняется!» Затем он произнес вслух, печально поглядывая на королеву: - Увы, ваше величество, народ, который вы называете моим, был когда-то и вашим; не прошло и двадцати лет с тех пор, как господин де Бриссак, галантный придворный, которого я напрасно стаи бы здесь сейчас искать, показывал вам с балкона городской Ратуши на этот же народ, выкрикивавший тогда: «Да здравствует Мария-Антуанетта!» и говорил вам: «Ваше высочество! У вас двести тысяч поклонников!» Королева закусила губы; этого человека невозможно было обвинить в недостаточной находчивости или заподозрить в непочтительности. - Вы правы, - согласилась королева, - однако это свидетельствует лишь о том, что люди изменчивы. На сей раз Жильбер только поклонился, не проронив ни звука. - Я задала вам вопрос, господин Жильбер, - заметила королева с настойчивостью, которую она проявляла во всем, даже в том, что ей самой могло быть неприятно. - Да, ваше величество, - молвил Жильбер, - и, коль скоро вы настаиваете, я отвечу. Народ поет: У булочницы есть деньжата, Что ничего не стоят ей. - Знаете ли вы, кого в народе зовут Булочницей? - Да, сударь, я знаю, что меня удостаивают этой чести; мне не привыкать к подобным прозвищам: раньше меня называли госпожой Дефицит. Есть ли какая-нибудь аналогия между первым прозвищем и вторым? - Да, ваше величество, чтобы в этом убедиться, достаточно вдуматься в первые две строчки, которые я только что вам привел: У булочницы есть деньжата, Что ничего не стоят ей Королева повторила: - «Деньжата, что ничего не стоят ей...» Не понимаю, сударь.. Жильбер молчал. - Вы что, не слышали? - нетерпеливо продолжала королева. - Я не понимаю! - Ваше величество, вы продолжаете настаивать на том, чтобы я объяснил это? - Разумеется. - Это означает, ваше величество, что у вас были весьма услужливые министры, в особенности министр финансов, господин де Калон; народу известно, что вашему величеству стоило лишь попросить, и вам давали деньги, а так как, будучи королевой, большого труда не стоит попросить, принимая во внимание, что такая просьба равносильна приказанию, то народ и поет: У булочницы есть деньжата, Что ничего не стоят ей, Иными словами, стоят ей лишь одного усилия: произнести просьбу. Королева судорожно сжала белую руку, лежавшую на обитой красным бархатом дверце. - Ну хорошо, - проговорила она, - этот вопрос мы выяснили. Теперь, господин Жильбер, раз вы так хорошо умеете объяснять мысль народа, перейдем, если не возражаете, к тому, о чем он говорит. - Он говорит: «Теперь у нас будет хлеба вдоволь, потому что мы везем в Париж Булочника, Булочницу и юного Подмастерья». - Вы объясните мне эту вторую дерзость так же, как и первую, не правда ли? Я на это очень рассчитываю - Ваше величество! - с прежней печалью в голосе молвил Жильбер - Если вам будет угодно вдуматься даже, может быть, не в самые эти слова, но в надежду, в них заключенную, вам станет очевидно, что в них нет ничего для вас обидного. |
