|
- Посмотрим! - нервно усмехнувшись, отвечала королева. - Ведь вы знаете, что я ничего так не желаю, как понять, господин доктор. Итак, я с нетерпением жду ваших разъяснений. - Правда это или нет, ваше величество, но народу сказали, что в Версале шла бойкая торговля мукой, и потому в Париже не стало хлеба. Кто кормит бедный люд? Булочник и булочница квартала. К кому отец, глава семейства, ребенок умоляюще протягивают руки, когда за неимением денег дитя, жена или старик-отец умирают от голода? К этому булочнику, к этой булочнице. К кому первому после Бога обращаются с мольбой? Кто заинтересован, кто содействует скорейшему сбору урожая? Тот, кто этот хлеб распределяет. Не вы ли, ваше величество, не король ли, не ваше ли августейшее дитя являетесь раздатчиками хлеба, который посылает всем нам Господь? Так пусть вас не удивляет это ласковое обращение народа; возблагодарите его за надежду, за его веру в то, что король, королева и дофин будут теперь жить среди сотен тысяч голодных, и, значит, голодные будут накормлены. Королева прикрыла на мгновение глаза и дернула головой, пытаясь справиться с охватившим ее гневом и проглотить обжигавшую ее горечь. - А то, что кричит этот народ вон там, впереди и позади нас, за это мы должны быть ему благодарны так же, как за прозвища, которые он нам дает, и за песни, которые он распевает? - Да, ваше величество! И эти крики заслуживают еще более искренней благодарности, потому что песня - не более чем выражение доброго расположения духа народа, прозвища - проявление его надежд, а вот крики - это выражение его желаний. - А-а, народ желает, чтобы жили и здравствовали Лафайет и Мирабо, не так ли? Как видно, королева прекрасно слышала и песни, и разговоры, и даже крики. - Да, ваше величество, - подтвердил Жильбер, - потому что сейчас господ Лафайета и Мирабо разделяет пропасть, над которой висите вы; если они будут живы, они объединятся, и тогда монархия будет спасена. - Вы хотите сказать, сударь, - вскричала королева, - что монархия столь низко пала, что может быть спасена этими двумя людьми?! Жильбер собрался было ответить, когда раздались крики ужаса, сопровождавшиеся диким хохотом; в толпе произошло заметное движение, однако это не оторвало Жильбера от кареты, а прижало его к дверце, он вцепился в карету, понимая, что произошло или должно произойти нечто необычное и что, возможно, от него потребуется защитить королеву словом или руками. Причиной всеобщего смятения оказались двое тех самых носильщиков голов; они заставили бедного Леонара завить и напудрить волосы на головах и теперь пожелали получить варварское удовольствие, показав их королеве, подобно тому, как другие - а может быть, и те же самые - получали удовольствие, показывая Бертье голову его тестя Фулона. При виде этих двух голов присутствовавшие не могли сдержать крики, толпа расступилась, люди в ужасе разбегались, давая проход солдатам с пиками. - Богом заклинаю вас, ваше величество, - проговорил Жильбер, - не смотрите направо! Королева была не из тех, кто подчинялся подобным предписаниям, не узнавши, в чем причина. И потому первое, что она сделала, - она взглянула туда, куда запрещал ей смотреть Жильбер. Из груди у нее вырвался страшный крик. Отведя взгляд от ужасного зрелища, она испугалась еще больше и оцепенела, словно увидав перед собою голову Медузы и не имея сил не смотреть в ее сторону Этой головой Медузы был незнакомец, беседовавший незадолго до того за бутылкой вина с мэтром Гаменом в кабачке у Севрского моста; теперь он стоял, прислонившись к дереву и скрестив руки на груди. |
