Жорж Санд. Графиня Рудольштадт
Консуэло - 2
Глава 1
Зала Итальянской оперы в Берлине, построенная в первые годы царствования Фридриха Великого, была в то время одной из самых красивых в
Европе. Вход был бесплатный, ибо за все спектакли платил сам король. Для доступа в театр требовался, однако, билет, так как все ложи
предназначались определенным лицам: одни - принцам и принцессам королевской фамилии, другие - членам дипломатического корпуса, знаменитым
путешественникам, ученым из Академии, генералам. Итак, повсюду - члены семьи короля, лица, состоящие на жалованье у короля, фавориты короля.
Впрочем, роптать не приходилось - ведь то был театр короля и артисты короля. Для добрых обитателей доброго города Берлина оставался лишь
маленький кусочек партера, ибо большая часть его была занята военными - каждый полк имел право присылать по несколько человек из каждой роты. И
вот вместо веселой, легко воспламеняющейся и восприимчивой публики Парижа артисты видели перед собой "героев шести футов ростом", как называл их
Вольтер, в высоченных шапках, причем большинство из них сажало себе на плечи своих жен. Все это вместе составляло неотесанную, пропахшую табаком
и водкой толпу, которая ни слова не понимала, таращила глаза и, не осмеливаясь ни аплодировать, ни свистеть из страха перед инструкцией, все-
таки производила много шума, так как ни минуты не оставалась в покое.
Позади этих господ находились два ряда лож, откуда зрители ничего не видели и не слышали, но где они неизменно присутствовали, ибо приличия
ради вынуждены были регулярно посещать спектакли, которые столь щедро преподносил им его величество король. Сам же король не пропускал ни одного
спектакля. То был отличный способ всегда держать на виду многочисленных членов своей семьи и беспокойный муравейник придворных. Фридрих следовал
примеру отца, Вильгельма Толстого, который делал то же, но в плохо сколоченной зале, где, слушая плохих немецких комедиантов, королевское
семейство и его двор умирали со скуки в зимние вечера и терпеливо мокли под дождем, пока сам король спал. Фридрих долго страдал от этой домашней
тирании, он проклинал ее, он вынужден был ее выносить, но, едва успев стать властелином, восстановил этот обычай, как и многие другие, более
деспотические и более жестокие, всю прелесть которых он, оценил теперь, когда сделался единственным человеком в королевстве, переставшим от них
страдать.
Однако сетовать никто не смел. Здание оперного театра было великолепно, отделка роскошна, артисты пели превосходно, и король, почти всегда
стоявший у рампы, подле оркестра, с наведенным на сцену лорнетом, являл собой образец неутомимого меломана.
Всем известно, что Вольтер, вскоре после того, как он водворился в Берлине, восхвалял великолепие двора "Северного Соломона". Раздраженный
пренебрежением Людовика XV, невниманием своей покровительницы - госпожи Помпадур, преследуемый иезуитами, освистанный во Французском театре, он
уехал в минуту досады за почестями, за большим жалованьем, за титулом камергера, за орденом Почетного легиона и за дружбой короля-философа, еще
более лестной в его глазах, чем все остальное. Словно большой ребенок, великий Вольтер дулся на Францию, воображая, будто неблагодарные
соотечественники "лопнут с досады". И, как видно, он слегка охмелел от своей новой славы, когда писал друзьям, что Берлин не хуже Версаля, что
опера "Фаэтон" - превосходнейшее зрелище, а у примадонны прекраснейший голос во всей Европе.
|
