— Тьфу, — сказал Клепила. — Вот так бы работал, был бы вокруг цветущий сад.

— Да уж, — с сомнением произнес Самоха и обратился к сыну Лоха Плотника: — Стамеска, ты, того, иди, наверно, спать, да присмотри лучше, чтоб Жуч утром на пристани был.

— Будет, — не шелохнувшись, ответил Лох Стамеска.

Копыта звонко пощелкивали по булыжнику городской улицы, Самоха дремал, то откидываясь спиной на высокую луку седла, то, наоборот, утыкаясь носом в лошадиную гриву. Дорогу домой Звездочка знала лучше его. Вот она свернула в немощеный проулок, теперь стук копыт звучал глуше, еле слышно.

— Эй, — шепот, раздавшийся над ухом, вывел Самоху из оцепенения, и он, задрав голову увидел в окне второго этажа, уставленного горшками с бузиной и геранью, Юлу Кружевницу, с улыбкой смотрящую на него.

— Не спится, Самоха? — шепотом спросила она.

— Не спится, Юла, — прошептал Самоха.

— Скучно.

— Сейчас развеселю, — встав на седло и проскользнув меж цветочных горшков, пообещал Самоха.

Юла отступила в глубь комнаты и стояла, подергивая точеным плечом, стараясь поправить сползавшую с него сорочку.

— Ну, и как?

— Попрыгай, — предложил Самоха, но, сообразив, что сморозил глупость, коршуном налетел на девушку и, сграбастав ее, повалил, звеня шпорами, на пуховую перину.

Лошадь стояла под окном, задумчиво пощипывая мягкими губами растущие у стены одуванчики.

— Домой, Звездочка! — услышала она хозяйский голос и неторопливо потрусила по проулку к усадьбе Пайды Черного.

Взъерошенная голова Самохи исчезла и створки окна бесшумно затворились.

Пайда Черный вышел в гостевую комнату и окинул орлиным взором лежащие на столе, головы сыновей.

— Пить, ребята, надо меньше, — веско сказал он, опоясываясь мечом.

Самоха поднял голову. — Мы уже едем.

— Чух-чух, — сказал Пайда Белый и приподняв непослушным пальцем веко левого глаза, посмотрел на отца, который, видя эту жалостную картину, подошел к окну и крикнул Вильдо, чтоб запрягал лошадей в телегу.

— Пусть солому туда кинет, — уронил Самоха голову обратно на стол.

— И соломы кинь, — крикнул Пайда Черный, — а то не довезем.

— До свиданья, мама, — сказали братья. Мелита заплакала.

На пристани Гостиного двора царила суматоха, вереницы матросов тащили по трапам мешки и корзины с провизией. У ворот стоял граничарский караул, который отгонял любопытных, не делая исключения для родственников отъезжающих. С родней граничар прощается на пороге своего дома. Так что, желающим полюбоваться зрелищем отплытия, пришлось довольствоваться крышами соседних домов и толстыми ветками старого дуба, растущего у стены.

Пайда Черный слез с лошади и отправился к стоящим кучкой начальникам хурренитов, беседующих с Обухом и Лечко. Вильдо разбудил братьев и вытолкал их из телеги. Следом полетели дорожные мешки, щиты, луки, сабли. После этого Вильдо сделал ручкой и покатил обратно.

— Самоха, — спросил Белый, — у тебя голова не болит?

— Нет, — ответил Самоха, — только спать хочется.

— Вот и у меня то же самое, это наверно родовое проклятье.

— Похоже на то, — согласился Самоха.