Опять загремела музыка, это был Козлачек, очень быстрый танец. Его не столько танцевали, сколько прыгали. Жуч прыгать не хотел. Но музыка ему нравилась, ее грохот словно воздвигал вокруг невидимую стену.

Но все же вокруг было слишком многолюдно. Да один капитан Тино, храпевший под столом, чего стоил. К тому же, видимо, не только Жуч испытывал эту иллюзию прилюдной уединенности, потому что до его слуха, то и дело, доносились обрывки разговоров, не предназначенных для чужих ушей. Вот в нескольких шагах остановились двое, в которых Жуч узнал Лечко и Панту Лисенка. Они, судя по всему, продолжали свой старый спор.

— Сопляк, — зло говорил Лечко, — да пойми ты наконец, что у меня не было другого выхода. Представляешь, что было бы если б эта архонская сволочь осела в Светлорядье? Кто бы мы тогда были? Да вот, хоть Лоха возьми, с ним бы что было? С другими новоселами?

Они прошли дальше и что ответил Лисенок Жуч уже не услышал.

— Мне страшно. О чем это он? — сказала Диан.

— Не надо бояться. Это они про очень давние дела.

— Я хочу пить.

Самоха встал и возле стола нашел полупустой винный бочонок. Наполнил вином кубки и подал один Диан, которая приняла его обеими руками и выпила вино как воду. Самоха тоже выпил, но хмель его совершенно не брал и он не мог понять от чего так трясутся руки. Он привлек Диан к себе и снова принялся целовать его. Она же, хоть и отвечала на поцелуи, но была задумчива, словно прислушиваясь к чему-то. Ворот ее платья распустился, и Жуч уже сжимал ее груди, которые все выскальзывали, не помещаясь в его ладонях.

— Погоди! — вдруг сказала она. — Девчонки… Я должна знать, что с ними все хорошо.

— Я сейчас, — сказал Жуч. — Ты не уходи.

— Куда ж я уйду, — вздохнула Диан.

Жуч пошел через луг, праздник как бы раздвоился. На свету, там где пировали старшины и старики, все было чинно, только время от времени лоховы добры молодцы брали кого-нибудь за руки за ноги и относили под навес на отдых. Но там куда не доставал свет факелов, шла своя жизнь, слышался смех, шушуканье и шорох травы. Пару раз дорогу Жучу пересекали растрепанные полуодетые женщины. Свадьба есть свадьба. На ней многое позволялось. А вспоминать на утро, кто да с кем, было не принято. Все живы, и хорошо. Наконец Жуч нашел Лоха и узнал, что архонские барышни уже отправлены спать и беспокоиться о них нечего.

Неладное Жуч заметил еще издали, там где он оставил Дион, толпились какие-то люди, подойдя ближе, он узнал меденецких рейтар. Они, как и положено рейтарам были мертвецки пьяны, но еще способны шевелиться.

Хуже было другое: Диан, сидящая на коленях одного из них. На ней ничего не было, кроме ожерелья и сапожек с золоченными пряжками. Обняв рейтара за шею она самозабвенно целовалась с ним, а он тискал ее груди, пока двое других, путаясь в амуниции, пытались раздеться.

Жуч застыл, как вкопанный.

— Эй, граничар, присоединяйся, шлюшки на всех хватит! — добродушно крикнул тот, который держал Диан на коленях. — Смотри, какая грудастая, — он подбросил ладонями тяжелые груди жены начальника Южных архонских ворот.

Рука Жуча легла на рукоять сабли, и рейтары растаяли в полумгле, как призраки.

— Тебя слишком долго не было, — сказала Диан.

— Меня не было десять минут, — ответил Жуч.

— Это очень долго, — Диан легла на траву и раскинула ноги. — Я уже обо всем подумала и на все согласна.

— На что согласна? — тупо спросил Жуч, уже обреченно понимая, что никогда не понять ему того, что творится в голове этой женщины.

— Знаешь, мне кажется внутри меня горит огонь.