Привезенную Лохом бочку скатили на землю и поставили на попа. Лох выбил обухом топора днище — отвальная!

Граничары подходили зачерпывали, подошел и Клепила, принюхался:

— Брага вересковая, со смородиновым листом и фитюнником. Зелье зело хмельное, пить можно, но умеренно, иначе сделаешься буен и велиречив.

Пайда Белый вытащил из-за пазухи деревянную дорожную чарку, на которой были искусно вырезана ветка с двумя птичками на ней.

— Это мне Менса Капустница подарила на прощанье, — похвалился он.

— Чтоб не позабыл ее в долгом пути, — сказал Самоха. — Наливай.

Бочка опустела, солнце докатилось до березы, все окончательно поднялись на корабли, Жуча наконец удалось отцепить от женщины в вуали и завести по трапу как барана.

Заскрипели Водяные ворота и корабли, впереди «Ласточка», за нею «Орел» и «Беркут» вышли в Мсту.

Самоха стоял на палубе, глядя, как удаляется берег Лихоты. Жизнь была прекрасна и обещала стать еще лучше.

Река уже совершенно очистилась от упавших деревьев, надобность жаться к берегу отпала, и корабли шли на всех парусах по стрежню.

Пришел длинный тощий хурренит, в длинноухой кожаной шапке. Это оказался новый капитан «Орла», назначенный вместо прежнего, убитого в устье Хемуля.

— Приветствую, господа-граничары — сказал он. — Я капитан Летимак. Вы уж сами между собой разбирайтесь, но мне надо чтоб в любое время дня и ночи на борту бодрствовало не менее дюжины ваших бойцов, а остальные были готовы в случае чего к ним присоединиться. Вот, собственно, и все. Сейчас юнга покажет вам место для жилья.

Глядя на него, Самоха удивлялся непонятной способности хурренитских моряков одеваться в тряпье, независимо от чина. Вот и капитан Летимак, в своей странной шапке, кутался в засаленный голубой халат усыпанный белыми звездами. А на его тонких жилистых, как у журавля, ногах были такие же тапки с загнутыми носами, как у Ако, капитана «Ласточки». Похоже они находили в этом своеобразное удовольствие.

Юнга оказался взрослым мужиком с бородой и тесаком за поясом. Шлепая босыми пятками по настилу, он провел граничар в отсек на нижней палубе. Ветер, влетающий в два прорубленных в борту окна, шелестел соломой, которой было застелен кусок палубы отведенный под место ночлега. Глухие переборки были спереди и сзади, в досках палубы был прорезан люк, заглянув в который, Самоха увидел полуголых гребцов и услышал звон цепей. Оттуда дохнуло смрадом.

— Ну, да, — сказал юнга, — рабы. А ты не знал?

— На «Ласточке» их не было, — сказал Самоха. Юнга усмехнулся.

— «Ласточка» принадлежит капитану Ако. А «Орел» и «Беркут» — королевские фрегаты, здесь другие порядки. Но этот люк я сейчас задраю, — он захлопнул люк и заклинил его. — Ладно, остальное меня не касается. Если что будет надо, спросишь. Меня зовут Гроуд.

— Меня — Самоха.

ГЛАВА 5

Ханский шатер стоял на вершине безлесого холма, с которого открывался прекрасный вид на Мсту. Бубука Веселый любил сидеть на площадке покрытой ковром, перед входом в шатер и любоваться великой рекой. Его немного мучала несправедливость судьбы. Хан любил Мсту, как женщину, и хотел, чтобы она принадлежала ему одному. Но до этого было далеко. Даже то, что он видел, принадлежало ему не все. Это было невыносимо. Кроме того он потерял вчера много людей. Корабль чужаков целую ночь стоял на мели и эти свиньи не смогли взять его для своего хана, пока не дождались, что приплыли другие чужаки. И, конечно, дело не обошлось без граничар. Эти паучьи отродья лезли всюду, как вши, и, как вши, должны быть раздавлены.