Наконец Баслим вернулся. Единственное, что он сказал было:

– Почему ты все записывал вместо того, чтобы запоминать?

– Ладно, так и буду делать. Но я боялся что-то забыть, ведь было так много событий.

– Фу!

После этого Баслим стал более молчалив и сдержан, чем обычно. Торби думал, что может быть, он его чем-то расстроил, но на такие вопросы Баслим не отвечал. Наконец как-то ночью старик сказал:

– Сынок, мы так и не выяснили, что ты будешь делать после того, как меня не станет.

– Но я думал, что мы уже все решили, папа. Это мои проблемы.

– Нет, просто мне пришлось их отложить… из-за твоего тупоголового упрямства. Но ждать больше я не могу. Я принял решение, и тебе придется выполнить его.

– Подожди минутку, папа! Если ты думаешь, что тебе удастся заставить меня покинуть тебя…

– Помолчи! Я сказал: «После того, как меня не станет». Когда я умру – вот что я имел в виду; я говорил не о небольшой прогулке по делам… тебе придется найти человека и передать ему послание. Могу я на тебя положиться? Ведь ты не будешь валять дурака и ничего не забудешь?

– Конечно, папа. Но мне не нравится, когда ты говоришь такие вещи. Ты будешь жить еще долго – может быть, ты еще переживешь меня.

– Возможно. Но не угодно ли тебе замолчать и послушать меня, а затем сделать то, что я тебе скажу?

– Да, сэр.

– Ты найдешь этого человека – что, возможно, потребует некоторого времени – и передашь ему послание. Затем он должен будет кое-что для тебя сделать… я надеюсь. Если он решится, я хотел бы, чтобы ты делал все, что он тебе скажет. Ты обещаешь мне?

– Конечно, папа, если ты этого хочешь.

– Считай это последней услугой старику, который хотел тебе только добра, насколько это было в его силах. Это последнее, что я хочу от тебя, сынок. Не утруждай себя заботами: не надо кремировать меня и помещать прах в башню, а просто сделай две вещи: передай послание и сделай все, что тебе скажет этот человек.

– Я обещаю, папа, – торжественно сказал Торби.

– Отлично. А теперь за дело.

Человек должен был быть одним из пяти лиц. Каждый из них был шкипером космического корабля, рейсовым торговцем; никто из них не был обитателем Девяти Миров, но по странному совпадению все они загружались в портах Девяти Миров. Торби тщательно изучил список.

– Папа, насколько я помню, из всех этих кораблей здесь садился только один.

– Рано или поздно все они будут здесь.

– Может пройти много времени, прежде чем покажется хоть один из них.

– Могут пройти годы. Но когда это случится, ты должен доставить послание незамедлительно.

– Кому-то из них? Или всем?

– Первому, кто попадется тебе на глаза.

Послание было коротким, но трудным, потому что оно было на трех языках, в зависимости от того, кому будет адресовано, и ни одного из этих языков Торби не знал. И Баслим не объяснял ни слова из него; он просто требовал, чтобы оно было выучено наизусть на каждом из языков.

Когда Торби в седьмой раз пробормотал тексты, Баслим заткнул уши:

– Нет, нет, сынок! Никуда не годится! Этот акцент!

– Я стараюсь изо всех сил, – мрачно сказал Торби.

– Я знаю. Но я хочу, чтобы текст можно было понять. Слушай, ты помнишь, как я заставлял тебя спать и говорил с тобой во сне?

– Что? Я и так сплю каждую ночь.

– Тем лучше. – Баслим ввел его в легкий транс, что далось непросто, ибо повзрослевший Торби был не так податлив, как в детстве.