Ей вспомнилась их первая встреча. В тот вечер в пабе она стояла и слушала музыку, вытирая слезы, заливавшие лицо. Итальянцы исчезли, бросив прощальное «ciao bella». Повернувшись к стойке, Мари заказала пиво, быстро опустошила кружку, спросила у бармена, когда Дэвид будет выступать в следующий раз, и поспешила к машине, чтобы вернуться в отель прежде, чем алкоголь начнет действовать. Оказалось, музыканты будут играть там целую неделю.
Мари приходила в бар каждый вечер заранее, чтобы занять место, и с каждым разом садилась все ближе к сцене. Ей было наплевать, что рыжеволосый ирландец наверняка заметил невзрачную блондинку, помешанную на его музыке. А может, и не заметил. Играя на гитаре, он закрывал глаза и уходил в свой мир. В перерыве между песнями отвечал на аплодисменты улыбкой, переговаривался с другими музыкантами и даже смеялся, но стоило ему поднести к губам флейту, как он полностью отрывался от реального мира, а вместе с ним — и Мари. Звуки флейты терзали ее сердце, оставляя рваные раны, сочащиеся кровью. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Наконец Мари призналась себе, что влюбилась в этого мужчину, который играл как бог. Его музыка заставляла ее умирать и возрождаться вновь. Он скоро исчезнет из ее жизни, а она даже не знает, какого цвета у него глаза.
Это произошло в самый последний вечер. На следующее утро ей нужно было поехать в аэропорт, вернуть машину в бюро проката и снова погрузиться в реальность. В тот вечер Дэвид повернулся к ней и заиграл кельтскую молитву собственного сочинения. Потом спустился со сцены, подошел прямо к Мари и сел на стул напротив. Впервые она видела его так близко, и глаза у него оказались голубыми, как весеннее небо.
«Кто ты?» — спросил он по-английски с легким ирландским акцентом.
«Мари!»
Слово далось ей с большим трудом. От его близости у нее закружилась голова. Ей хотелось прикоснуться к его рукам, способным извлекать из флейты такие божественные звуки.
«Мари, — задумчиво повторил он. Произнес ее имя как „Мэри“ и повторил несколько раз: — Мэри. Мэри. — Это прозвучало, как чье-то чужое имя. — Мэри, как Матерь Божья. Что ты пьешь, Мэри, ирландское пиво или амброзию?» — спросил он. Она заглянула в голубые глаза, в которых искрился смех и что-то еще, чего нельзя было выразить словами. Ей хотелось придумать какой-нибудь остроумный ответ, но она сумела только кивнуть. Дэвид ушел к стойке и вернулся с двумя бокалами «Гиннесса». И Мари порадовалась, что не успела напиться, как иногда случалось.
Сколько они там просидели? До закрытия паба, а значит, не так уж долго. Потом Дэвид спросил, не хочет ли она прогуляться по берегу моря, и Мари ответила «да», даже не задумываясь о том, что совсем не знает этого человека. Они прошли улочками Клифдена к берегу. Дэвид расспрашивал ее, она отвечала. Имя, дата рождения, место жительства, профессия, интересы, друзья. Она отвечала кратко, как на собеседовании, и Дэвид не преминул это отметить.
«Ты как будто работу у меня ищешь!» — со смехом заметил он.
Мари умолкла. Ей стало стыдно за свою заурядность. Переведя взгляд на море, она увидела острые скалы, лодки на горизонте и бесконечность, в которой хотелось раствориться. Дэвид повернулся к ней, и она снова отметила, какие яркие у него волосы. Он словно прочитал ее мысли:
«Мне не стоит идти рядом с рыжеволосой женщиной. Встреча с такой перед рыбалкой приносит неудачу».
«Я не рыжая. А ты собираешься на рыбалку?»
Дэвид взял ее лицо в ладони. Он впервые к ней прикоснулся, и Мари задрожала от волнения. «Как можно так сильно хотеть кого-то? — подумала она. — Как можно так долго ждать кого-то?»
«Я вижу рыжие блики в твоих волосах. А моя лодка привязана выше по берегу. |