В суждениях о лицах, заблуждающихся касательно истины, Феодорит является значительно суровее, чем Сократ и даже Созомен. Приведем напр. его отзывы о Юлиане отступнике. По мнению Феодорита, сам Юлиан был жилищем демонов-губителей (εισοικισαμενος τους δαιμονας) (III, 20 (15)). По его рассказу в одном капище (Каррах) по смерти Юлиана нашли женщину, повешенную за волосы с распростертыми руками и рассеченным чревом (III, 26 (21)); в другом месте, в Антиохийском дворце, будто бы найдено было множество ящиков, наполненных человеческими головами и многие антиохийские колодцы будто бы завалены были мертвыми телами: «все это, по уверению историка, остатки Юлиановых гаданий по внутренностям» (III, 27 (22)). Оба приведенные известия встречаются из древних только у Феодорита: историк заимствует их из народной молвы весьма сомнительного качества. Отвращение, какое питает историк к Юлиану, достигает высшей степени и выражается между прочим в следующем: он не хочет в одной и той же «книге» своей истории совокуплять рассказа о двух последовательных царствованиях Юлиана и Иовиана; ему представляется такое совокупление бесчестием для благочестивого Иовиана. Третью книгу своей истории, заключающую сказание о Юлиане, Феодорит заканчивает словами: «рассказом о смерти тирана я заканчиваю эту книгу, ибо считаю неприличным рассказ о нечестивом правлении поставлять в соприкосновении с историей царствования лица благочестивого» (т. е. Иовиана). Вообще, если сравним рассказ о Юлиане у Сократа, Сезомена и Феодорита, то найдем, что чем более проходит времени от той эпохи, когда жил Юлиан, тем более в представлениях историков возрастает и степень зла и нечестия, какими заявил себя отступник. — Наравне с язычеством, т. е. одинаково строго судил Феодорит и о ересях. Не только арианство, это проявление разума человеческого, восстающего против разума божественного, но и ереси не столь нечестивые заслуживают от Феодорита очень суровых приговоров. Ересь Аполлинария, возникшая не столько вследствие самомнения, сколько, излишней ревности понять малодоступное разуму, или точнее — ее последователи обзываются у историка «разбойническою шайкой» (ληστρικον λοχον) (V, 40 (39)). Он сильно ратует против ересей Мессалиан (Евхитов) и находит, что приверженцы ее заслуживают самых крутых мер; об одном мелитинском епископе он замечает: «это был муж украшенный божественною ревностью, который, увидев, что ересью мессалиан заразились многие монастыри или лучше сказать вертепы разбойников (σπηλαια ληστρικα), сжег их и изгнал волков из стада» (IV, 11 (10)). Но такое суровое отношение к этим сектантам не совсем понятно: мессалиане были крайние мистики, и как все мистики они были не тверды в догматах, но не имели ничего такого, что производило бы отталкивающее впечатление. — Впрочем Феодорит не всегда так строго относится к еретикам, как это видим в приведенных примерах. В своей истории он нимало не является врагом несторианства. И разгадку этого явления нужно искать в известных обстоятельствах его жизни. Феодорит как при появлении несторианства, так и во время III вселен. собора держит сторону Нестория. Хотя впоследствии Феодорит и порывает связи с Несторием, но и после того не скоро отказывается от его идей. Такое отношение Феодорита к несторианству как нельзя более выразилось и в его истории. Он, не обинуясь, относится с замечательною похвалою к истинным родоначальникам несторианства Диодору Тарсийскому и Феодору Мопсуетскому. О первом он так отзывается: «мудрейший, мужественнейший Диодор, подобно прозрачной и великой реке доставлял своему стаду питие и потоплял богохульство противников» (IV, 25 (22)); еще: «во время сильной бури Диодор спас корабль церкви от потопления» (V, 4).