-  А, а как такое может быть? - испугалась я. - Они же, у них же…

    -  Если хочешь, я тебе расскажу, - предложила она, но я уже прочитала ее мысли, все поняла и отрицательно покачала головой.

    -  Не нужно, я теперь и сама вспомнила, мне уже говорили. Только мне все это кажется странным. Если господь создал мужчину и женщину, значит, они должны любить друг друга, а не себе подобных.

    -  Не знаю, - развела руками Маша, - наверное, мы, девушки им надоедали и они хотели чего-нибудь нового. Так что ты думаешь о моем грехе?

    -  Какой еще, грех, - рассеяно, ответила я, все еще не в силах понять, зачем мужчинам любить друг друга, когда в мире достаточно женщин, которые для этого лучше приспособлены, - Бог не злой, а добрый и счастливых людей в ад не отправляет.

    -  Какая ты, Алевтинушка, умная! - благодарно сказала Маша, наконец, поднимая на меня глаза. - Я бы так хорошо, отродясь, не придумала!

    -  Да, ладно, - скромно ответила я, впервые в жизни услышав, что меня кто-то считает умной, - иди, отдыхай, а я схожу к твоему Костюкову.

    Илья Ефимович, не лежал как обычно под тулупом, а сидел за колченогим столиком, разглядывая какие-то косточки.

    Я решила, что он только что поужинал, и пожелала ему приятного аппетита. Он удивленно на меня посмотрел, снисходительно, усмехнулся, собрал кости в кулак, что-то над ним пошептал и широко растопырив пальцы, бросил снова на стол.

    -  Я не ем, а гадаю - без околичностей, сказал он, опять переходя со мной на ты. - Готовься, скоро тебя ждет дальняя дорога.

    -  Значит, нам нужно отсюда уезжать? - спросила я, порадовавшись, что теперь будет причина уговорить Алешу вернуться в город.

    -  Не вам, а тебе одной, об Алексее Григорьевиче я ничего не знаю. Ему я гадать не могу.

    -  Но как же так, мы ведь вместе! - испугалась я. - Как же мне без него?!

    -  Этого я не знаю. Говорю только что вижу, а вижу я, что впереди у тебя дальняя дорога и казенный дом. Можешь сама посмотреть, - добавил он, указывая на стол.

    Я посмотрела, но ничего кроме костей не увидела и спросила:

    -  Почему казенный? Что я такого сделала, что меня посадят в острог? Может из-за Трегубова, или за то, что я ночью в рыжего выстрелила?

    Костюков отрицательно, покачал головой:.

    -  Не думаю, с вами обоими вообще все непонятно. На мужа твоего ни карта, ни кость не ложатся, а тебя такая судьба ждет, что я сам себе не верю!

    -  Что за судьба? - испугалась я. - Неужто помру?

    -  Нет, не умрешь. Жизнь тебе предстоит такая длинная, что ей конца не видно. Только почему-то я не пойму, какая. Я даже не разберу, кто ты есть на самом деле. Ты, правда, из деревни?

    -  Правда, из Захаркино, это недалеко отсюда, верст тридцать, - ответила я. - Только туда, я, кажется, из Петербурга приехала.

    -  Что, значит, кажется, ты, что, сама не знаешь где жила?

    -  Не знаю, меня в Захаркино тамошний барин в младенчестве привез и в крестьянскую семью отдал. Вы, лучше, у Алексея Григорьевича спросите, он моим детством интересовался и лучше расскажет.

    -  Ну, хоть это стало понятно, - задумчиво сказал Илья Ефимович, вороша на столе кости. - То-то я гляжу, они так ложатся, что ты никак не можешь здешней крестьянкой быть.