* * *

Мальчик вошел в магазин в тот самый момент, когда Бонни собиралась закрывать его. Копоть и грязь плавильного завода покрывала лицо мальчика и его одежду, из которой он явно вырос.

Бонни улыбнулась, развязывая на спине тесемки своего рабочего передника. Зачем бы он ни пришел, это едва ли надолго.

– Что ты хочешь?

– Мистер Мак Катчен прислал меня сюда… Он сильно избил мистера Даррента прямо на заводском дворе… Майка Фэрли завалила руда… Я больше не буду работать у тигеля, мистер Мак Катчен велел мне идти сюда перебирать картошку и все остальное…

Улыбка Бонни исчезла, она всплеснула руками.

– Подожди, я что-то не пойму. Скажи медленнее и вразумительнее.

– Майк Фэрли мертв. Почти тонна руды вывалилась на него на путях. Мне сказали идти сюда работать за те же деньги, что и на заводе…

В этот момент влетела Кэтти, вернувшаяся из библиотеки с книгами в руках.

– Мэм, это ужасно! На заводе несчастный случай: погиб муж Сьюзен Фэрли – и сейчас у нее преждевременные роды.

Бонни тотчас вспомнила Сьюзен Фэрли, застенчивую стройную блондинку, живущую в лачуге Лоскутного городка. Когда бы миссис Фэрли ни приходила в магазин, она внимательно рассматривала выставленные продукты и галантерею, но покупала лишь картошку или лук. Бонни с болью подумала, что самой необычной покупкой Сьюзен были засахаренные лимоны. Они стоили ровно пенни.

– Я пойду в дом Фэрли, посмотрю, чем помочь, – сказала она Кэтти. – Пожалуйста, присмотри за Роз и закрой хорошенько магазин, прежде чем примешься за книгу.

Грязная рука мальчика вцепилась в рукав Бонни.

– Прошу прощения, мэм, а как насчет работы?

Что, во имя всех Святых, имел в виду Элай, посылая этого несчастного подростка «перебирать картошку» в магазин, где иногда по целым дням никто ничего не покупает? Что же ей делать?

– Ты должен помыться, если хочешь работать в магазине, – сказала она и вышла на улицу. Всей душой, желая помочь Сьюзен Фэрли, она поспешила вниз по склону холма в Лоскутный городок.

Здесь, как всегда, было непривлекательно: лачуги казались особенно грязными в лучах апрельского солнца, дороги покрывал мусор, от помоек и уличных уборных шла невыносимая вонь.

Бонни узнала жилище Фэрли по толпе женщин возле него. Они тихо переговаривались и качали головами.

– Ее превосходительство мэр, – сказала одна, оглядев Бонни с ног до головы.

– Не трожь ее, Джесси, – вмешалась другая. – Было время, когда мои дети остались бы голодными, не предоставь она кредит в своем магазине.

– Как, черт возьми, она пролезла в мэры? – спросила третья, когда Бонни пробралась к лачуге и решительно вошла в нее.

Комнатушка Фэрли была невероятно мала, здесь помещались лишь крошечная плита, стол и кровать. Одежда была разбросана, и Бонни показалось, будто мышь выглянула из дырки пятифунтового мешка с мукой, стоявшего среди убогой посуды и кастрюль на единственной полке.

Она сразу увидела Сьюзен и женщину, которая была возле нее – Джиноа.

Сестра Элая, державшая Сьюзен за руку, едва успела взглянуть на Бонни. Роженица издала дикий крик.

– Наконец хоть кто-то, от кого будет толк, – сказала Джиноа. – Бонни, набери воды и поставь на огонь. Этот ребенок появится на свет, как бы там ни было.

Бонни засучила рукава, взяла с полки два самых больших чайника и вышла. Толпа расступилась, некоторые пошли следом за ней и ждали, пока она набирала воду.

– У Сьюзен будет все нормально? – спросила та, что прежде вступилась за Бонни.

– Что теперь у нее может быть нормально? – возразила другая, не дав Бонни ответить.