Изменить размер шрифта - +
Перед самой посадкой Джиноа вложила ей в руку двадцатидолларовую банкноту.

Бонни пыталась протестовать, но та и слышать ничего не хотела.

– Вернешь, когда разбогатеешь, – сказала она, помогая Бонни подняться в вагон. Слезы благодарности выступили на глазах Бонни. Когда Нортридж остался далеко, позади, Бонни заметила одинокого пассажира в конце вагона.

Его лицо закрывала газета, но Бонни тотчас узнала его. Она не могла не узнать эти сильные, покрытые золотистыми волосами руки.

– Ты выслеживаешь меня? – спросила она, когда кондуктор, забрав билеты, исчез в соседнем вагоне.

Газета медленно опустилась. Элай широко улыбнулся.

– Откуда я мог знать, что ты будешь в этом поезде? – резонно возразил он.

– Полагаю, Джиноа сообщила тебе.

Элай улыбнулся еще шире и хлопнул газетой по колену.

– Не заблуждайся, Бонни. У меня дела в Спокейне, и они никак не связаны с тобой.

Спорить с ним было бесполезно. Закусив губу, Бонни отвернулась и стала смотреть в окно на плывущие мимо деревья и реку. Дождь немного утих, а река бурлила. Бонни с тревогой подумала об обитателях Лоскутного городка. Они жили близко к реке, впрочем, как и многие другие в городе. Издательство Вебба немедленно смоет, если река выйдет из берегов.

Бонни вздрогнула. В этот момент к ней подсел Элай. Она не повернулась, когда он окликнул ее. Возможно, если она не будет замечать его, он уберется на свое место и оставит ее в покое.

Помолчав, Элай сказал:

– Я солгал.

Бонни так изумилась, что тотчас повернулась к нему.

– Что?

– У меня нет дел в Спокейне, – признался Элай.

Бонни не знала, что ответить. Она чувствовала себя так же, как и тогда, когда впервые оказалась с ним наедине. Ее охватили тревога и напряженное ожидание.

– Ты узнал от Джиноа?

– Нет, ты сказала Сэту, а он мне.

Бонни не могла сердиться на Сэта, особенно сейчас, когда он спас ее от неминуемого краха. Она опустила глаза.

– Не порть мне настроение, Элай, – мягко попросила она, – пожалуйста.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, чтобы никого не было поблизости: ни Сэта, ни Джиноа, ни Вебба Хатчисона. Кстати, знаешь ли ты, что Форбсу известно о тебе все: где ты и что ты делаешь?

Бонни вспомнила ту ночь, когда к ней на кухню явился Элай, и вспыхнула. Не дай Бог, чтобы Форбс или кто-то другой узнал об этом.

– Мы с Форбсом вместе росли. Другие мальчишки любили ловить пауков или играть в шарики, но Форбс был занят только одним: подсматривал за мной.

– Не могу осуждать его за это, – пробормотал Элай. – Думаешь, теперь он этого не делает?

Бонни невольно улыбнулась.

– Форбса трудно понять.

Что-то Элаю явно не понравилось, он нахмурился.

– Я думаю, этот прохвост не прочь жениться на тебе.

– Возможно. Форбс не раз делал мне предложение, но, кажется, давно понял, что нам не суждено быть вместе.

– Конечно, ведь ты принадлежишь Веббу!

Бонни почувствовала, что краснеет.

– Так вот, Элай, если ты будешь донимать меня Веббом, я просто выйду на следующей остановке.

– Ведь ты не жена Вебба, не так ли? – настаивал Элай. Сейчас в его голосе не было издевки, напротив, Бонни поняла, что он страдает.

Бонни вздохнула. Она не умела лгать, а эта ложь была для нее особенно неприятна.

– Да, я не жена Вебба.

Радость Элая вызвала у нее раздражение.

– Но это не значит, что я не хочу выйти за него замуж, – быстро добавила Бонни, – он просил моей руки, и я, возможно, отвечу согласием.

Быстрый переход