В случае с Их «Другом» вечная людская незрячесть давала о себе знать. Он человек необычных дарований: невероятной интуиции, наделенный умением распознавать истинное, видеть скрытое, но главное — молитвой добиваться недостижимого для обычных людей. Потому Она нередко и советовала людям, которые были вхожи в Их Дом, познакомиться с Григорием. Кто-то соглашался, кто-то под благовидным предлогом уклонялся.

Командир яхты «Штандарт» контр-адмирал Н.П. Саблин, давая показания ЧСК в 1917 году, говорил: «Кажется, в 1908 году, когда во время плавания на яхте “Штандарт” я ближе подошел к Царской Семье, Государыня стала в беседах со мной намекать, что Она знает Распутина. Она стала говорить о том, что есть люди, молитва которых, вследствие их аскетического образа жизни, имеет особую силу, и, наконец, заявила, что и в России имеется такой человек, а именно Распутин, и предложила мне с ним познакомиться».

Однако даже среди тех, кто встречался, общался, признавал необычность Распутина, редко кто отваживался пойти против людской толпы, выступить против злобной молвы. Или молчали, ато и возводили напраслину. В их числе оказался и друг Семьи Саблин, побоявшийся после Революции сказать правду о Распутине, с которым многократно общался и к которому выказывал глубокое почтение.

Все стало окончательно ясным для Царя и Царицы в октябре 1912 года. В тот год в России отмечалось большое национальное торжество: столетие Бородинской битвы 1812 года. Царь с семейством участвовал в празднествах в Москве, а затем отбыли на отдых, сначала в имение Беловеж, а затем в Спалу (недалеко от Варшавы), куда прибыли в начале октября. Там и начались драматические события.

Незадолго до приезда в Спалу Цесаревич Алексей, прыгнув в лодку, ударился ногой, и коварная гемофилия тут же дала о себе знать. Быстро образовалась обширная гематома (кровяная опухоль). Дальнейшие события Царь описал в письме к матери.

«2 октября Он начал жаловаться на сильную боль, и температура у Него начала подниматься с каждым днем больше. Боткин объявил, что у Него случилось серьезное кровоизлияние с левой стороны и что для Алексея нужен полный покой. Выписали сейчас же прекрасного хирурга Федорова, которого мы давно знаем и который специально изучал такого рода случаи, и затем доброго Раухфуса. Дни от 6 до 10 октября были самые тягостные. Несчастный Мальчик страдал ужасно, боли охватывали Его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры Он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать Он почти не мог, плакать тоже, только стонал и говорил: “Господи, помилуй”. Я с трудом оставался в комнате, но должен был сменять Алике при Нем, потому что Она, понятно, уставала, проводя целые дни у Его кровати. Она лучше меня выдерживала это испытание».

Николай II рассказал матери о многом, но один важный момент опустил, чтобы упоминанием имени Распутина не нервировать лишний раз матушку, изнемогавшую под грузом салонных сплетен. Еще в феврале 1912 года, незадолго до речи А.И. Гучкова и доклада М.В. Родзянко, Мария Федоровна имела объяснение с Сыном и Невесткой. Она высказала свое удивление, что Они принимают «этого ужасного Распутина», что это «тревожит общество», что его следует удалить из Петербурга.

Александра Федоровна сразу же стала горячо возражать, говоря, что петербургское общество только и занято тем, что распространяет «грязные сплетни», что сановники, поддерживающие их, «подлецы», что Распутин «удивительный человек» и что «дорогой Мама» следовало бы с ним познакомиться.