* * *

Бывший редактор гоняет по музеям и архивам с фотографиями этого антикварного скелета в гробу, где в чёрно-белом исполнении хрен догадаешься из какого благородного металла он замастырен. А в этих заведениях работают профессионалы высокого класса, которых чего путного ни спроси — не скажут даже под пытками, потому что сами толком ни хрена не знают. Зато позволяют этому писателю шарить по огромному количеству полок и папок, где собран толстый слой пыли на архивных данных, лишь бы он не мешал им пить кофе. Хотя редактор идеологически недопонимает, зачем километры стеллажей и тонны бумаг не может заменить компьютер, он честно отрабатывает цукеровский гонорар, потея и от спёртого воздуха и забадываясь дуть на пыль.

Так если у редактора есть время и деньги постоянно выяснять чего никто не знает, Лёвка с Цукером уже начинают немножко нервничать. Сколько можно сидеть без работы из-за того, что в антикварном деле у нас такие же спецы, как во всём остальном? Цукер, чувствуя, как его пальцы от нетерпения снова добираются до состояния барабанных палочек, освобождает пенсионера от нелегких поисков. Но для настоящего журналиста творческий поиск — всё равно, как коньяк для горкома, пусть даже этот писатель и вышел в тираж. Так что, несмотря на отмену задания, пенсионер величественно объявил Цукеру: он всё равно докопается за эту вещь, потому что допросил далеко не всех специалистов, попутно стрельнув у Кольки гривенник до прихода почтальона.

Если пенсионеру охота гоцать по городу и дальше, Цукер дает ему на гривенник больше и просит не распространяться, где он встречался с золотым гробом. Потому что Колька вслух сильно боится, как бы его не ограбили. Хотя сам про себя посмеивается за судьбу того пидерика, что рискнет заломиться на хату известного вора. И как не хотелось Цукеру идти до Зорика Максимова, он решился на эту экскурсию без санкции Лёвки Быка. Потому что не было в Одессе грамотнее и дороже этого знаменитого в своём кругу человека по кличке Антиквар, который мерял каратами даже камни у мочевом пузыре.

Антиквар не имел стеллажей, папок и компьютеров, а только голову на плечах и лупу в глазу. Он молча покрутил гроб без опознавательных клейм, бережно положил его в сафьяновую коробочку и задал Цукеру беспроигрышный вопрос:

— Скажите. Сахаров, я имею гонорар за консультацию или процент в деле?

— Всё зависит от того, что несёт за собой эта штучка, — неопределённо протянул Цукер.

— Пока эта штучка, Сахаров, несёт за собой выигрыш Быка на хате Светки-Рулетки, — продолжать гнуть свою линию Антиквар, — и не больше того.

— У вас, Максимов, стукачи не хуже ментовских, — не сдавался Цукер.

— Ну что вы, Сахаров, гораздо лучше. Поэтому я хочу процент…

— Если вы на проценте, тогда клиент за вами, — неожиданно легко согласился щипач.

— Если даю клиента, тогда я в честной доле, — покачал седой головой Антиквар, — так что выкиньте сомнения за порог этого дома. Вряд ли Бык будет против.

Колька Цукер умел считать и понимал, что половина тяжелее третьей части так же хорошо, как то, что пенсионер с его фраерскими поисками был только отмазкой для успокоения совести перед компаньоном.

— Этот газетный деятель будет рыть Одессу до второго пришествия порто-франко, — сказал Антикваp, не зная пока, что Колька снял с пенсионера чалму по поводу гроба. — Вы уже созрели, Сахаров?

— Я уже созрел. Антиквар. Что вы мне скажите?

— Пока я ничего путного не слышал, — притворился непонимающим Максимов.