Но грекам шара не проканала. А французы с петлюровцами и белыми сделали границы из канатов между своими хуторами и придумали пропуска.
— Валя, вам жалко если эти малохольные сами себе играются у таможенные департаменты? Надо же людям чем-то заниматься перед тем, как отправиться на тот свет…
— Шё вы знаете, Миша, у мене из-за ихних игрушек вчера припоганилось настроение. Пру я с Дерибасовской на Ланжероновскую по важному делу и никому не бью ув морду, как вдруг мене не пускают. Требуют какой-то пропуск, чтобы ногами ходить с боку улиц — и такой порядок посреди всего города. И всем наплевать, шё деньги везут до банка ув строго определённое время. Моим ребятам пришлось немножко пострелять заставу, шё бы успеть на дело у петлюровскую зону. Уже после того, как мы взяли банк и ехали домой до нас прицепились гайдамаки: зачем мы сделали за их границей пару трупов? Вы мене знаете, Миша, я никогда не теряюсь. Я сказал гайдамакам, шё перебежал до них из-за границы по политическим соображениям. И хотя нас, политических, белым никто не собирался выдавать, мы на всякий случай вернулись домой через французскую зону.
— Миша, шё это получается, вы не знаете? Мы будем их стрелять, а они назло всё равно ставить новых людей и требовать пропусков, раз им всем так моча ударила в голову. Ше я обязан через чию-то глупость и адивотство тратить на шару патроны, которые купил у вас, между нами, Миша, не очень дёшево? А за пропусками стоит кругом такая очередь, с понтом эти гаврики не отпускают фуфлыжную бумагу при печатях, а девки мадам Лапидус дают у кредит всем желающим. Причём, шё в этом деле самое интересное — ни у кого из всех этих дубаков не хватает мозга брать денег за свои пропуска. Так вся Одесса, несмотря на эту шару, всё равно норовит всунуть им хабаря на карман. Даже иностранцам. Скурвят фраера французов: научатся на лапу брать, как вернутся домой — хрен отвыкнут. И будет ещё революция и ув Париже по такому поводу, попомните мое слово…
— Вот с этого надо было начинать, — оживился Винницкий. — Покажите мне, Валя, на кого похожи этих бумажек.
— Хоть сто штук, Миша, — Сказал Семь Ударов и вытягнул из-за пазухи жменю разных пропусков.
— Идите до хаты, Валя, — сказал король. — И идите хорошо. Скажите Пересыпи — Винницкий разберется с этими пропусками.
После того, как Семь Ударов благополучно миновал все зоны, ограбив по дороге до хаты гастрономический магазин Шварца, нагло стоящий одновременно на двух разных территориях, король позвал до себе Сеню Вола. И приказал ему готовить до работы гектограф, национализированный Молдаванкой ещё во времена царского гнёта прямо с железнодорожной платформы.
— Сеня, — обратился до Вола Винницкий. — Готовьте нашу типографию.
— Тут такое дело, Миша, — замялся обычно покладистый Вол. — Ребята на этой технике попечатали немножко карбованцев…
— Что? — зашипел всегда невозмутимый король. — Хорошая бумага дороже этих денег.
— Так и я им сказал. Но мальчики гонят, что цены так прыгают уверх и им не всегда хватает. Так чтоб они не переводили хорошую бумагу и заработать, мы немножко сдали эту машину у аренду. И теперь большевики в подполье кроцают нашей типографией свои листовки на поганой до невозможности бумаге. С понтом у свое время отоварились так гнило, что им не по карману биржевые цены на клевый товар.
— Может они просто экономят? — задумался король.
— Нашли на чём экономить. Люди берут у руки эту продукцию и сходу понимают, что всё будет такого же качества, если большевики опять схватятся за власть.
— Мы не будем экономить на собственном здоровье, Сеня, — важно сказал король. |