Может быть поэтому патруль решил проверить на какое счастье богаты карманы Вола. Так Сеня сам привык шемонать по чужим кишеням ещё чаще этого патруля, но над собой такого насилия терпел с трудом. Тем более, что все власти поголовно орали за серьёзные последствия тем, у кого при себе найдут хотя бы один ствол. Так за один шпаер на кармане Вола нет и речи. Сеня благоразумно не стал ждать, пока патруль без постановления прокуратуры завалится до него за пазуху и тут же схватится за трехлинейные винтовки. Исключительно для самообороны он приступил до защиты своей чести, достоинства и личного имущества. Патруль тоже умел стрелять стоя, лежа и с колена. Но палить прямо через карманы, как Вол, красногвардейцев никто не учил. Тем более, что из винтовки стрелять через собственный карман не очень удобно. Потом Вол побежал через надёжно лежащий патруль в сторону Молдаванки с донельзя дырявыми карманами, которые местами даже дымились, и за то, чтобы спрятать в них зажатые в руках револьверы, нельзя было даже думать. При таком спортивном виде Вол сумел добежать до Торговой улицы, где по поводу отсутствия патронов его повязал патруль за незаконное ношение оружия и потарабанил прямо у тюрьму.
Вол ещё не успел поздороваться с половиной местного населения, как до тюрьмы стали сбегаться подводы, пролётки, телеги. Больше того, до этого заведения подъехал личный автомобиль Михаила Винницкого, за которым бандюги волокли орудия и прочий скарб, на который были так богаты оккупанты и интервенты.
Следом за Молдаванкой до тюрьмы с другой стороны ограниченным контингентом прирысачили чекисты. Начальник тюрьмы, кинув глаз за окно через крупную клетку, сходу понял: если Молдаванка начнёт нервничать, он останется безработным. Поэтому через несколько минут безобидный гражданин Вол сидел прямо у его кабинете и улыбался на незнакомый волосатый портрет со стенки.
Мотя Городенко поправил канотье над своим шикарным регланом, вытащил из карманов три гранаты, два нагана, один шабер и бережно положил на заднее сидение авто Винницкого. А потом прицепил до швайки местами белый платок, поднял его над ушами и потопал на парламентские переговоры.
— Или вы выпустите до нас Вола, или Молдаванка проявит характер, — шваркнул ноту чекистам Мотя. — Тогда от этого шикарного здания останутся только устные мемуары.
— Ошибка вышла, товарищ, — ответили мудрые чекисты. — Перегиб, так сказать. Нам бы встретиться с товарищем Винницким.
— Король сам привык командовать требованиями, — отрезал Мотя. — Но если хотите, я передам Мише этих просьб.
Когда Мотя зашёл до кабинета начальника тюрьмы, то сходу усёк Вола в шикарном кресле с гаваной между зубов. Хозяин кабинета разливал коньяк «Три журавля» в гранёные стаканы.
— Пошли до хаты, Сеня, — тихо сказал Городенко.
— Подождите, Мотя, сейчас я ему дорасскажу нашу последнюю хохму, — попросил Вол.
Когда пять тысяч налётчиков со своим скарбом вернулись на Молдаванку, Мотя привёл Вола с дырявыми карманами до Винницкого за руку. Вол чересчур смущался своего неприличного вида и поведения среди улицы.
— Сеня, я вами очень недовольный, — сказал король, — Зачем устраивать такой дешёвый шухер и отрывать людей от дел, Сеня? Сколько можно вас воспитывать, вы же взрослый мальчик.
Сеня Вол сильно переживал этих слов и, потупившись, рассматривал на пол с понтом впервые в жизни увидел под ногами Миши чего-то нового.
— Миша, с вами хочут увидеться чекисты, — пришёл на выручку кореша Городенко.
— Интересно, — сказал сам себе Винницкий, ощупывая золотой талисман — Я-таки могу иметь эту встречу, как вы считаете, Вол?
— Может они хотят совместный гешефт? — кончил делать на себе переживания тут же оживившийся Сеня. |