* * *

Папская область, близ Болоньи, июль 1493 года

— Болонья, великий магистр, — голос приблизившегося на своем скакуне Мигеля, пусть и с нотками иронии, послужил поводом вынырнуть из раздумий. — И Джованни Бентивольо, видя приближающуюся к его городу армию, наверняка в тяжёлых раздумьях. А ещё флорентийцы…

— Да, именно флорентийцы Пьеро I Медичи, отец которого. Лоренцо Великолепный, чуть было не захватил при помощи семейства Мальвецци власть на этим городам и его окрестностями.

— Городом, который есть вассал Святого Престола.

— Только Бентивольо приходится постоянно об этом напоминать, — усмехнулся я. — И то до настоящего времени он очень вольно трактует этот самый вассалитет. Интересно, что запоёт теперь, когда мы уже тут, а флорентийцы прибудут через несколько часов?

Сюрприз-сюрприз! Я вижу, пусть и довольно смутно покамест, стены большого и богатого города, за которыми сейчас царит суета и раздрай. Слишком уж привыкло семейство Бентивольо выстраивать хорошие отношения со всеми подряд: Римом, семейством д’Эсте, владеющим Феррарой и Моденой, миланскими Сфорца. Да и шашни с императором Священной Римской империи Максимилианом были тоже не просто так, а с целью получить ещё один центр связанной с Болоньей силы, позволяющий «первому гражданину» города Джованни Бентивольо, по сути единолично управляющим городом и окрестностями, ещё успешнее балансировать, играя на противоречиях между соседями.

Мда, своеобразная и талантливая личность, сын известного кондотьера и сам тот ещё интриган. Не знаю уж, как именно он получил поддержку Папы Римского Павла II, но как тот в шестьдесят третьем году назначил его вечным и несменяемым главой болонского сената, так и пошла эпоха его практически ничем не ограниченной власти.

— Посланника отправили?

— Конечно же, Чезаре, — улыбнулся Корелья. — Со всей вежливостью он скажет главе сената славного города Болоньи, что к нему прибыл с визитом глава возрождённого Ордена тамплиеров и личный посланник Папы кардинал Чезаре Борджиа. Напомнит также о том, что армии желательно остановиться не вокруг города, авнутри его стен. Не всей, но хотя бы части.

— А пушки добавят внушительности… — добавила Бьянка, как всегда находящаяся поблизости. — Сенат Болоньи не захочет повторения того, что случилось в Сенигаллии.

— Это зависит от того, захочет ли Джованни Бентивольо рисковать, уповая на то, что французско-миланские войска окажутся ему выгоднее, чем наши. Заодно наше проникновение в Болонью станет посланием для д’Эсте. Поэтому…

— Да, Чезаре?

— Болонья не готова к вторжению, а если сгруппировать орудия близ главных ворот, то мы довольно быстро сможем пробить в них брешь. Или в стене поблизости. Стены города были неплохи против старых бомбард, но не против французских пушек… или наших, что им ничуть не уступают. Пусть Бентивольо внимательно смотрит на наши доводы в пользу его вассалитета.

Ближайшие несколько часов решат многое. Что именно? Возможность использовать «паровой каток», где сама угроза применить силу весит ничуть не меньше собственно грома пушек и рёва идущих на штурм крепости солдат. А ещё то, что Бентивольо очень уж не хочет войны и долгое время привык лавировать между окружающими его «полюсами силы», всем вежливо улыбаясь и считая, что этого окажется достаточно. На самом же деле тот, кто всё ставит на дипломатию, сильно рискует оказаться в ситуации, когда под стенами его твердыни оказываются люди, которым плевать на паутину слов, которые привыкли и всегда готовы решать всё кровью и сталью.

Я жду твоего решения, Джованни Бентивольо.