-  Что со мной, Кала?

    Я едва узнал собственный голос, более всего смахивавший на скрип немазаной телеги.

    -  Не знаю, Владыка, - печально отозвалась Кала-Время. - От болезней тела я постараюсь тебя избавить, а насчет всего остального…

    -  У людей есть поговорка: «Время лечит», - заметил я, садясь на ложе, вернее, на застеленной охапке травы, которая представляла собой ложе. - Что ж, сейчас проверим, насколько она верна. Но есть надежда, что Время еще и кормит, поскольку я голоден, как…

    На ум пришел Проглот, так явственно, словно я минуту назад сжег дареное перо.

    -  Прямо как Гаруда!

    И она рассмеялась. А я - следом.

    Потом мы оба ели похлебку, которая благоухала лучше всех небесных яств, по очереди тыча ложками в горшок и вылавливая из гущи кусочки мяса. Я чувствовал, как слизняк спешит убраться из носа, рассасывается песок в глотке, затихает океан под сводами черепа, а по телу разливается приятная истома - нет, не божественная сила Громовержца, а покой здорового мужчины, постепенно утоляющего голод.

    К концу ужина стемнело окончательно. Всерьез похолодало (в Обители холода равносильны насморку у Индры), и как-то само собой получилось, что мы с Калой придвинулись друг к другу, я подтащил поближе мохнатую шкуру тара, мы оба завернулись в нее и долго сидели, полуобнявшись и глядя на рдеющие в очаге угли.

    Огонь медленно засыпал под слоем седого пепла.

    -  Стыдно признаться, Кала, но у меня это впервые…

    -  Что, Владыка?

    -  Брось, какой я сейчас Владыка! Просто я успел забыть, а может, никогда и не помнил: хижина, ночь, угли в очаге, двое сидят под теплой шкурой, и больше в мире никого нет…

    -  Совсем никого? - наивно спросила Кала, то ли подыгрывая мне, то ли всерьез. Впрочем, сейчас это не имело значения.

    -  Совсем никого. Только ты и я, - подтвердил я.

    -  Только ты и я, - с тихой мечтательностью повторила она и прижалась к моему плечу.

    Ни дать ни взять пара скромных отшельников, чья жизнь спокойно идет к завершению…

    Мы сидели и молчали, и до меня не сразу дошло, что мы уже, оказывается, не сидим, а лежим, обнявшись, на распахнувшейся шкуре, жизнь идет к завершению гораздо менее спокойно, чем минуту назад, и мои руки позволяют себе лишнее, причем Кала абсолютно не считает их лишними, эти вольности рук Индры…

    -  Как меня он, подруга, любит всю безумную ночь напролет, - прошептал я на ухо женщине, цитируя уж не помню кого, и осекся, потому что дальнейший текст не предназначался для женских у