Если это означает, что отец готов сняться с места, удержать его я не могу, но это навевает грусть. Так всегда бывает, когда ему пора. Но он всегда возвращается и никогда не исчезает, не попрощавшись.

Устало размешивая ложкой чай, сажусь за стол и тут же вздрагиваю, потому что квартиру сотрясает классическая мелодия дверного звонка.

Уронив ложку, встаю со стула.

У отца есть ключи, а мои соседи за солью никогда не придут, потому что живут за границей.

От радости меня буквально трясет. Кажется, я страдаю не одна. Мелочь, а приятно!

Выйдя в коридор, достаю из ящика расческу и распускаю волосы, которые успела собрать в пучок. Быстро прохожусь по ним мягким ворсом расчески и отправляю ее обратно, захлопнув ящик.

Разочарование накатывает в тот момент, когда заглядываю в глазок и вижу в нем Миллера. Злость вспыхивает адским пламенем, когда поворачиваю замок.

— Что тебе надо? — рычу, открыв дверь.

На нем серое пальто поверх делового костюма. Глаза пристально осматривают меня с головы до ног. Смотрит в мое лицо, когда сообщает:

— Поговорить. Впустишь?

Приложив к вискам пальцы, закрываю глаза. Сделав глубокий вдох, предупреждаю:

— Если она за тобой следит…

— Марго, — обрывает раздраженно. — Можно мне войти?

— Ты умный человек, — вскидываю подбородок, чтобы смотреть в его глаза. — Похоже, что я тебя ждала? Или что хотела тебя видеть?

В ярком освещении лестничной площадки вижу, что за всем его лоском и дорогой одеждой стоит усталость в виде щетины на подбородке и легких кругов под глазами. Но я не собираюсь его жалеть. Для этого у меня нет ресурсов. Никаких. У меня нет для него ресурсов, черт возьми. Они закончились давным-давно.

Я слишком долго не могла понять, что нельзя вернуть прошлое, а теперь… я не хочу его возвращать.

— Я ненадолго, — настаивает, давя на меня взглядом.

— У тебя пять минут, — предупреждаю, отходя в сторону.

Держа руки в карманах пальто, он проходит внутрь. Смотрит на сваленные у своих ног пакеты и на щенка, обнюхивающего его до блеска начищенные туфли.

Когда-то я хотела сказать ему очень много. Я миллион раз составляла в голове наш диалог, а сейчас ничего не могу вспомнить. Ни одного чертового слова.

— Я развожусь, — сообщает он вдруг.

— Сочувствую, — произношу хриплым голосом.

Боль пронзает сердце. Резкая, но короткая.

Я ждала этих слов так долго, что они уже давно перестали иметь для меня значение. Но та “я”, которой двадцать один и которая беременна, та “я”, кажется, все еще их ждет. Испуганная, но храбрящаяся. С положительным тестом на беременность в дрожащей руке и полным непониманием «что делать» в голове.

К тому моменту он был женат целых две недели.

Мои глаза топят слезы, но они как очищение.

Я хочу избавиться от этого раз и навсегда. Хочу избавиться от этого мужчины, потому что больше его не люблю, а он никогда не любил никого, кроме себя самого.

— Марго… — сделав шаг, протягивает ко мне руку, но я шарахаюсь от нее, как от чумы.

Я не хочу его прикосновений. Они чужие. Инородные.

Он смотрит на меня исподлобья. Тяжело и немного дико.

— Я была беременна… — произношу, отходя на два шага.

— Что? — на его лбу собирается складка. Лицо становится напряженным.

Мои слезы высыхают так же быстро, как возникли.

Мне не больно. Больнее, чем тогда, быть не может.

— Два мальчика, — складываю на груди руки.