Половину времени, которое со мной проводит Клэр, мы посвящаем чувственным утехам, остальное время разговариваем. Она помогает мне с Шекспиром. Да, недавно я пристрастился слушать пластинки с записями великих трагедий. Я начал с подарка Шонбруна, с «Гамлета» Лоуренса Оливье. Она долго валялась в палате, пока однажды утром я не попросил мистера Брукса (он оказался, между прочим, негром, так что в своем воображении я представляю его похожим на сенатора от штата Массачусетс) поставить мне ее послушать. Дело в том, что еще со времен колледжа я хотел перечитать всего Шекспира, но у меня было так много разных дел, что я не осуществил этого желания. Это было одним из тех многих культурных предприятий, которые, как мне представлялось, могли бы пойти мне на пользу. Если мне не изменяет память, я, кажется, говорил об этом Дебби Шонбрун еще в Пало Альто. И она не забыла. Если так, то она сделала мне удивительно ценный подарок, лучший из возможных. Однако, вы же помните, как я был зол на нее, то это лишь свидетельствует, что люди сделаны из куда более хрупкого материала, чем кажется. С другой же стороны, имеется еще ее муж — ну, хватит, хватит об этом, он не перенесет… Я каждое утро по нескольку часов слушаю пластинки с записями Лоуренса Оливье, читающего «Гамлета» и «Отелло», «Лира» в исполнении Пола Скофилда и «Макбета» в исполнении труппы театра «Олд Вик». Не имея возможности следить за текстом глазами, я не понимаю многих незнакомых слов, или просто отвлекаюсь, а когда снова вслушиваюсь в текст, то обнаруживаю, что на протяжении многих строчек беспомощно барахтаюсь в море синтаксиса и смысла. Я изо всех сил стараюсь не потерять нить сюжета, но несмотря на все усилия — вечно усилия! постоянно усилия! — сосредоточиться на злоключениях шекспировских героев, я все больше думаю о собственных невзгодах.

«Полное собрание пьес и стихотворений Вильяма Шекспира» под редакцией Нильсона и Хилла, которым я пользовался в колледже, — переплетенный в голубой балакрон том, захватанный пальцами усердного студента — выпускника и весь испещренный пометами на полях для лучшего запоминания мудрых мыслей, — лежит на тумбочке возле моего гамака. Я попросил Клэр принести мне несколько книг из моей квартиры. Я очень хорошо помню, как выглядит этот том, и поэтому хочу, чтобы он был здесь рядом со мной. Клэр находит незнакомые слова в сносках и объясняет мне, что они значили в елизаветинскую эпоху — это я давным-давно забыл. Или же она медленно читает некоторые фрагменты, которые я пропустил утром, уносясь мысленно прочь из Эльсинорского замка в больницу «Леннокс хилл». Мне кажется необходимым читать эти отрывки перед сном, чтобы понять их смысл. Иначе мне будет казаться, что я слушаю пластинку с записью шекспировской пьесы по той же причине, что и мой отец сидит на телефоне в конторе дяди Ларри — чтобы просто убить время. Видите, насколько серьезно я отношусь к самому себе.

Лоуренс Оливье — великий актер, это я вам точно говорю. Я как-то даже полюбил его — так школьница тайно вздыхает о смазливом киноактере. Меня никогда раньше не восхищали литературные гении, даже когда я читал их произведения. Я был студентом, потом профессором, и мое восприятие литературы было всегда замутнено рефлексией и педагогическими соображениями: я или сам учился, или учил других. Но все это уже в прошлом — как и многое другое. Теперь я просто слушаю.

Сначала я пытался имитировать манеру Оливье и располагая неограниченным временем, умудрился заучить целые монологи, которые мог воспроизводить с его интонациями, в его ритме и манере. Я декламировал эти монологи для собственного удовольствия в одиночестве по вечерам. В колледже я играл в спектаклях, которые ставил наш драмкружок; у меня всегда был дар имитации, как и небольшой актерский талант, которым я временами очаровывал своих студентов.