|
Среди ночи пилот не рискнул садиться в таком месте. Мы гуськом идем на шум. Как спа-а-ать хочется, Господи. Сколько же я спал-то? Сущую ерунду. Ведь темень еще! — И во сколько завтрак? — спрашиваю я спины военсталкеров. — Это одному тебе, герою, завтрак подали. В полтретьего ночи! По личному распоряжению Озёрского. Как представителю гражданского населения. Остальным сухпай достался, — мрачно откликнулся Малышев, не поворачивая головы. — Но ты уже целых полчаса как ни хрена не гражданское население! — с шальным весельем откомментировал капитан. Машинально спрашиваю: — А кто же я теперь? — Запланированные потери, — отвечает. Садимся. Пробирает сушняк, трубы горят. Делаю пару глотков из фляжки и вижу, как Малышев хлопает себя по разгрузке, пытаясь сделать то же самое. Оказывается, свою фляжку он забыл. Протягиваю ему свою. Не брезгует, берет, как миленький. — У тебя, очевидно, вертится на языке вопрос, — обращается ко мне Гетьманов. — А? Да… Вот ты у меня допытывался насчет… — …французского языка, верно? — Ага. А сам думаю: да потом, в сущности, разберемся, французский там, турецкий или марсианский. А сейчас вздремнуть бы — сколько мы там минут летим до места? Минут надцать. — Во-первых, в настоящий момент я для тебя являюсь вышестоящим лицом, изволь обращаться ко мне на «вы». Это ясно? Да что же они тут все такие заводные… — Так точно. Только устав обязывает всех военнослужащих обращаться друг к другу на «вы», вне зависимости от звания и должности. Это ясно? Военталкеры сдавленно хихикают. Знать, любят они Гетьманова Павла Готлибовича глубоко и нежно. Гетьманов озадаченно молчит несколько секунд, а потом заявляет: — Это боевой выход в Зону Отчуждения, а ты новичок. А потому для всех будет лучше, если ты будешь беспрекословно выполнять мои приказы. Тут он, в общем, прав. Без дураков. Прикиньте, ребята: по сути, он тут для всех нас — один-единственный ведущий. Потому что в группе никто, кроме него, не знает Зону как надо. — Так точно, — говорю. — Я понимаю. — Вот и ладушки, — сразу повеселел Гетьманов. — А теперь насчет французского языка… Охранники вырубились в ту же минуту, как и положено нормальным военным людям. Им весь этот вертолетный шум — до звезды, главное — покемарить чуток. Гляжу на них с завистью. Мне еще расти и расти! Ладно, что он там лепит насчет французского языка? — Вы… ты понимаешь, что такое внебюджетное финансирование? «Вы»? «Ты»? Я посмотрел на него внимательно, и он засмущался. Только сейчас, ребята, я врубился: а ведь это кабинетный ученый, который изо всех сил старается выглядеть крутым начальником, поскольку боится, что его, книжного дядьку, закопанного в цифры, теории и экспериментальные препараты, просто не будут воспринимать всерьез. С ним, пожалуй, и помягче можно. — Павел Готлибович… давайте на «вы». Как принято в академическом сообществе. Я ведь бывший эс-эн-эс одного провинциального музея… Он заулыбался, как ребенок. Теперь ему всё понятно. |
