Опустив голову, она остановилась, позволяя его страху покрыть ее успокаивающим блеск, как ароматическим маслом лимона, и она почувствовала, что ее голод ревниво претендовал на это. Страх был горьким после изысканной невесомой легкости любви, но она приняла его. Взяв себя в руки и с решимостью, она дернул голову вверх, чтобы увидеть его сквозь дымку непролитых слез.

— Ты такая красивая, — сказал он, вытирая слезу большим пальцем. — Мы найдем способ сделать это. Я выздоравливаю быстрее каждый раз.

Это было не так, и Миа опустила глаза от желаемой лжи.

— Должен быть способ, — сказал он, прижимая ее.

Уткнувшись головой в его подбородок, Миа чувствовала, что дрожь началась в самой глубине ее души. Снова. Это снова собиралось произойти. Она должна быть сильной. Потребность не управляла ей.

— Есть… — сказала она, ее рука поползла между ними, чтобы ухватиться за монету на ее шее.

Том отодвинулся от нее, его лицо вытянулось, показывая шок.

— Есть путь? Почему ты не сказала мне раньше?

— Потому… потому что это не сработает, — сказала она, не желая иметь дело с ложной надеждой. — Это так жестоко. Это вранье. Если это не сработает, ты умрешь.

— Миа. — Он схватил ее за плечи. — Скажи мне!

В затруднительном положении она отказывалась смотреть на него. Из гостиной разговор на радио сменился классической гитарой, интенсивность росла с ее напряженностью.

— У меня есть желание… — выдохнула она, сжимая рукой монету, которая болталась на фиолетовой ленте. Это было, как сохранение желания, и она у нее была многие годы.

Теперь расхрабрившись от того, что допустила это, она подняла глаза, чувствуя, что его волнение катится от него волной. Она омыла ее, и Миа вынудила себя удержаться от того, чтобы принять ее. Комната стала богаче с тонкими оттенками, нужды и желания, фиолетовыми и зелеными, струящимися у ее ног как шелк.

— Где… где ты ее взяла? Ты уверена, что она настоящая?

Миа несчастно кивнула, открывая руку и показывая ему.

— Я получила ее от вампирши. Я не знаю, почему она дала ее мне, кроме, возможно, того, что я пристыдила ее попытку стать тем, кем она хотела быть. Но это было несколько лет назад. Мне было так плохо в тот день, я старалась ее разозлить, чтобы я могла выпить ее вину. Я пристыдила ее, но я пристыдила себя еще больше, сообщив ей, что я не могу никого любить, не убивая, открывая ей мою боль в обмен на ее силы. Возможно, она хотела поблагодарить меня. Или, возможно, она пожалела меня и хотела дать мне шанс… чтобы найти любовь.

Выпрямляясь, Миа вздохнула, отказываясь позволять его надежде согревать ее как солнце. Она больше не возьмет. Она должна быть сильной.

— У меня было все это на сей раз, — закончила она слабо.

Вместе они смотрели на монету, маленькую и безобидную в ее ладони.

— Ты ждала? — он сказал удивленно, поднимая монету и проводя кончиками пальцев по подробному рельефу, выгравированному на ней. — Почему?

Миа заморгала, чтобы удержаться от того, чтобы заплакать.

— Сначала я хотела влюбиться, — сказала она, почти изумленная, что он не понимал.

На лице Тома читалась чистая, честная любовь, и Миа не могла дышать, мышцы дрожали от усилия, чтобы не взять его эмоции. Он привлек ее к себе, и она вздрогнула от напряжения. Думая, что это слезы, которые текли у Тома, были еще хуже. Этого было почти слишком много, и Миа заставила себя остановиться, чувствуя, как эмоции в квартире собираются и растут, как стелющийся туман. Это было похоже на накрытый пир перед голодным, и она держалась только на своей воле.