Спасибо тебе, Костя!

Я давно приметил Грязнова, который о чем-то бе­седовал с постовым милиционером, время от време­ни делая пометки в своем блокноте. Молоденький сержант в черной форменной куртке из кожзамени­теля с кучей разных ремешков, карманчиков и кно­почек, мялся и теребил в руках рацию. Видимо, это был дежурный, который первым прибыл на место происшествия. Выражение лица Грязнова было стро­гим и даже каким-то суровым. Любит Слава напус­кать на себя угрожающий вид. Сто раз говорил: тебя свидетели пугаются. Нет, не помогает...

Мне не хотелось подходить к ним. Я знал, что ему расскажет милиционер — ничего. То есть ни­чего вразумительного или полезного. Дежурный прибыл на место и увидел то же самое, что и мы сейчас. Свидетелей, судя по всему, в момент убий­ства не было. А те, что были, конечно же сразу разбежались по домам. И их можно понять. Лучше быть подальше от мест, где сильные устраивают свои разборки. Шофер и телохранитель то лее, разу­меется, ничего не заметили. Зря ты, Слава, чири­каешь в своем блокнотике. Дело гиблое. И постово­го мучить незачем. У него и так душа в пятки ушла оттого, что его допрашивает такая важная мили­цейская шишка, как Грязнов.

Я хотел домой.

Наконец Грязнов отпустил постового и подошел ко мне.

Ну как? — спросил он.

Грязнов обожает задавать вопросы, на которые нет и не может быть никакого ответа.

Кто это? — кивнул я в сторону трупа.

У Грязнова буквально глаза на лоб полезли.

Ну ты, Турецкий, даешь! Темнота! Нельзя же быть таким неучем.

Он зацокал языком. И цокал бы до завтрашнего утра, если бы я его не остановил.

Хватит выпендриваться. Тоже профессор на­шелся. Лицо вроде знакомое. А вот кто — никак не вспомню.

Да это же Серебров! Знаменитый нападающий из ЦСКА! Неужели не помнишь?

Все, я наконец вспомнил. Это действительно был он. Гениальный форвард, звезда советского хоккея начала семидесятых. Гроза канадских профессио­налов. Кумир дворовых мальчишек, к коим в те далекие годы относился и я. Одним словом, быв­ший национальный герой, о котором в последнее время не было никаких известий. Знаменитый Вла­димир Серебров. Конечно, сильно изменившийся, постаревший, обрюзгший, потерявший форму. Но все-таки узнаваемый. Вот вам и дежавю. Сколько же лет прошло с тех пор? Стареешь, Турецкий...

Да, действительно он. А чем он сейчас зани­мает... то есть я хочу сказать, занимался? Судя по всему, он не на пенсию мастера спорта живет.

Грязнов пожал плечами:

Серебров был председателем Российского Олим­пийского Комитета. Почти год эту должность зани­мал. Так что птица важная. Сам Генеральный зво­нил с утра Меркулову, чтобы расследование поручили именно тебе. Пользуешься доверием в верхах, Ту­рецкий!

Сейчас лопну от гордости, — вяло отреагиро­вал я, — лучше расскажи, как это случилось.

Думаю, что стрелял снайпер. С крыши во-он того дома, — Грязнов вытянул руку в направлении стоящей неподалеку хрущевки.

Нормально. Чтобы так точно в голову попасть, уметь надо.

Думаю, профессиональный киллер. Может, ла­зерный прицел?

Может, и прицел... — вздохнул я. Дело нрави­лось мне все меньше и меньше. — Оружие искали?

Ищут...

Он был один?

Грязнов улыбнулся:

— Один. Ну, конечно, если не считать телохра­нителя и шофера.

Он кивнул в сторону «мерседеса».

— И что он тут делал?

— Осматривал стадион. Дело в том, что в Москву намеревается приехать председатель МОК. Ну и, сам понимаешь, инспектирует спортивные объек­ты перед приездом начальства.

— Интересно.