— Можно и так сказать, но я не хочу сейчас думать о Герцоге — о том, что связано с ним. Ты здесь. И я здесь. Возможно, у нас больше не будет такого момента.

Казимира покачала головой.

— Что я говорю? У нас точно не будет таких встреч.

Она печально улыбнулась.

— Наверное, нам не предназначено быть вместе.

Я буквально разрывался от желания сказать ей, что не покину ее никогда (в тот момент это казалось правдой). Мой внутренний голос предупреждал, что слова графини могли быть утонченным обманом — что я заглотил наживку хитрой и циничной демонессы. Мне уже доводилось слышать о таких ловких игроках Оппозиции. Но, глядя в эти широкие, заполненные слезами глаза, я почти не слышал критических аргументов своего рассудка.

— Каким бы ни было наше предназначение, ты совершенно права, — ответил я, целуя ее в шею. — У нас есть только это мгновение.

Она придвинулась ближе и прижалась ко мне, позволяя ощутить ту влагу, которую мы создали раньше.

— О! — воскликнула она, погладив пальцами воспрянувшего «Бобби». — Кажется, твой конь, мистер Доллар, уже не склоняет голову.

Ее смех перешел в терпкий шепот.

— Что скажешь, крылатый? Может, снова унесешь меня… к себе домой?

* * *

Каз спала. Ее волосы разметались золотистым веером на алой подушке. Со спины она выглядела как ребенок. Я мог сосчитать каждый выступ на ее позвоночнике. Мне нравилось смотреть на движение ее мышц каждый раз, когда она меняла позу.

Я выбрался из постели и принял душ. Пока мои волосы сохли, я попытался дозвониться Сэму и другим коллегам. Они не получали сигнал. Возможно, стены этой квартиры имели устройства для блокировки телефонных сообщений. Повидав гараж Казимиры, которому позавидовал бы любой секретный агент, я уже ничему не удивлялся. Тем не менее мне хотелось быстрее связаться с кем-то из нашего офиса и убедиться, что Сэм и Моника были в порядке. Я понимал, что мне пора покинуть графиню. Мое объективное суждение о ней давно угасло. Я многого не знал о ней и по-прежнему имел кучу причин для недоверия, однако продолжал смотреть на ее обнаженное тело, чувствуя стеснение в груди, о котором почти забыл в своей ангельской жизни. Возможно, я вообще не переживал ничего подобного. Меня всегда пугала привязанность к какой-либо женщине, но в случае с Каз она казалась проклятием, граничащим с самоубийством.

Словно читая мои тревожные мысли, графиня начала извиваться во сне и что-то шептать. Она перекатилась на спину, слабо оттолкнула от себя что-то невидимое и вдруг принялась царапать подушку. Это напомнило мне о том, что она делала с моими щеками во время нашей схватки. Я приподнял руку и прикоснулся к еще болевшим царапинам.

— Нет, — вскричала она. — Нет, нет!

Она боролась с кем-то во сне. Кошмар терзал ее душу, словно тварь из бездны Ада. Я сел на постель и кончиками пальцев приподнял ее веки. Мне все еще казалось, что это может быть трюк. Ее зрачки не сузились, как им полагалось бы сделать даже в тускло освещенной комнате. Она схватила мою руку, ударила по ней ладонями и попыталась дотянуться до лица. Однако ее движения были такими замедленными и слабыми, что у меня не осталось сомнений — графиня находилась в глубоком и гнетущем сне. Ее крики стали членораздельными. Из-под сомкнутых век побежали слезы.

— Каз! — произнес я, встряхнув ее за плечи. — Проснись! Это просто кошмар! Тебе снится плохой сон.

Я сам себе не верил! Бобби Доллар успокаивал одну из инфернальных демонесс. Но я не мог сидеть рядом и смотреть на ее страдания. Тем более мои увещевания не помогали ей. Я стащил ее с кровати и поставил на ноги, придерживая за талию, чтобы она не упала.