|
И не потому ли он кажется случаем, что Франк сам его ждал? Они сидели у Тимо. Как обычно, за столиком у самой стойки. Кромер был в меховом пальто, с которым не расстается даже в жарко натопленных помещениях. И, разумеется, с неизменной сигарой. Кожа его, как всегда, лоснилась, в больших круглых глазах действительно было нечто бычье. Фред, наверно, воображает, что он из другого теста, не такой, как все: он даже не дает себе труда прятать в бумажник крупные купюры, а, скомкав, рассовывает их по карманам. С Кромером пришел какой-то тип, птица явно более высокого полета. Знакомясь, коротко бросил: - Зовите меня Берг. Лет сорок, не меньше. Холодный, неразговорчивый. Шишка, по всему видать, крупная. Недаром Кромер прямо-таки лебезит перед ним. Он рассказал Бергу о задушенной девчонке, но не слишком хвастливо, а скорее всем видом давая понять, что это мелочь, случайное забавное происшествие. - Посмотри, Франк, какой нож подарил мне мой друг. Словно драгоценность, которая выигрывает, когда ее извлекают из роскошного футляра, нож, вынутый из-под мехового пальто и положенный на клетчатую скатерть, производил особенно внушительное впечатление. - Ты лезвие попробуй! - Н-да. - Марку видишь? Пружинный нож шведского производства отличался такой чистотой линий и был настолько "по руке", что казалось, клинок наделен разумом и сам сумеет выбрать себе дорогу, когда войдет в чужое тело. Неожиданно Франк, стыдясь своей непроизвольно ребяческой интонации, попросил: - Одолжи мне его. - Зачем? - Просто так. - Эти игрушки не для того, чтобы их носили просто так. Гость Кромера улыбнулся. Чуть покровительственно, словно прислушиваясь к бахвальству мальчишек. - Ну, одолжи! Не для того, понятно, чтобы носить просто так. Правда, ничего такого Франк еще не думал, но как раз в эту минуту за угловым столиком под лампой с сиреневым шелковым абажуром он приметил толстого унтер-офицера. Уже побагровевший, пожалуй даже лиловый из-за освещения, тот снял ремень и положил на скатерть между рюмками. Унтера знали все. Он был чем-то вроде амулета или кота, которого вечно видишь на одном и том же месте. Он, единственный из оккупантов, захаживал к Тимо открыто, не прячась, не советуя помалкивать о его посещениях. Естественно, у него были имя и фамилия. Здесь, однако, только прозвище: Евнух. Он был такой жирный, такой раскормленный, что мундир распирало, а под мышками и в талии образовывались складки. Глядишь на него и невольно представляешь себе раздевающуюся матрону, на дряблых телесах которой остались складки от корсета. Затылок и шея были в сплошных складках сала, на голове трепыхались редкие волосики, бесцветные и шелковистые. Устраивался он всегда в углу и неизменно приводил с собой двух женщин - безразлично кого, лишь бы они были худыми и брюнетками. Если новый клиент вздрагивал при виде его мундира - унтер был в форме оккупационной полиции, - Тимо, слегка понизив голос, успокаивал: - Не волнуйтесь. Не опасен. Слышал его Евнух? Понимал? Спиртное он заказывал графинами. Усадив одну из спутниц к себе на колено, другую - рядом, на банкетке, он что-то рассказывал им на ухо и гоготал. Пил, рассказывал, гоготал и подпаивал девиц, между делом запуская им руку под юбки. |
