— И кто же это?

— А вы еще не догадались?

И тут до него дошло. Святый Боже, да ведь они не виделись уже целую неделю!

— О, если вы говорите о друге, живущем на углу улиц Проповедников и Сен-Дени…

— Именно о нем и идет речь, сударь, и если вы немедленно не отправитесь туда, вы меня разочаруете.

— О мадам, — пылко воскликнул Лесдигьер, — как вы могли подумать!.. Простите… ваша светлость.

Диана засмеялась:

— Ступайте, кавалер, ступайте, ветреный любовник, и помните: я отпускаю вас до утра. Передайте баронессе мой самый пламенный привет и скажите, что мы встретимся с ней завтра, на утренней мессе в церкви Сент-Ле.

Лесдигьер поклонился и вышел. Через несколько минут он оказался уже на улице Монморанси. На нем был белый атласный костюм, на голове — шляпа с синим пером, в кармане лежал туго набитый кошелек, на боку висела шпага с золоченым эфесом, а весь вид его говорил о том, что он весьма доволен жизнью. Выбрав самый короткий путь, Лесдигьер вскоре очутился перед дверью баронессы, что открывалась на улицу Шанварери. Юноша настойчиво принялся стучать кулаком в двери, над которыми не висели молоточки.

Но долго барабанить в дверь ему не пришлось. Почти тотчас вышла служанка. Поглядев на гостя через окошко, затянутое мелкой сеткой, и узнав посетителя, она тут же впустила его.

— Это вы, сударь, слава Богу! Моя госпожа очень сердита на вас.

— И только-то? — улыбнулся Лесдигьер и ущипнул ее за щеку. — Ну, этот вопрос мы легко уладим.

— Кто там, Розита? — послышался в это время голос сверху.

— Шевалье де Лесдигьер, мадам, — громко сказала служанка.

На площадке второго этажа показалась вначале обрадованная, а затем вмиг ставшая надменной баронесса.

— Ах, вот оно что! — «равнодушно» протянула Камилла де Савуази. — А я-то думала, что свет второй звезды совсем затмил свет первой…

— Как вы можете так думать обо мне, Камилла? — проговорил юноша, входя в гостиную вслед за хозяйкой.

— …и та погасла навсегда, забытая тем, — продолжала баронесса, садясь на диван, — в ком страсть к служебному рвению оказалась выше не только чувства признательности, но даже и простой дружбы.

— Клянусь вам, сударыня, — пылко воскликнул Лесдигьер, — что все это время я думал только о вас, единственной женщине, которой я всем обязан и без которой давно уже не мыслю своего существования!

Она с упреком посмотрела на него:

— С трудом верится, мсье.

— Камилла, да что с вами сегодня? — он сел рядом с ней на диван. — У вас дурное настроение? А впрочем, ругайте меня, я действительно виноват, но знайте, что мадам герцогиня здесь совершенно ни при чем и мои чувства к ней не превышают простых обязанностей обыкновенного раба. Будь по-другому, разве она отпустила бы меня к вам?

Камилла отвернулась, чтобы скрыть радостную улыбку.

— Так это она вас отпустила?

— Разве посмел бы я сам, без ее позволения, покинуть дворец, моя Афродита?

— А сами испросить у ее светлости разрешения на это вы, конечно, не догадались.

— Откуда вы знаете, что герцогиня сама, по собственному побуждению, отпустила меня?

— Потому что я попросила ее об этом. Я написала ей письмо и упрекнула в том, что она злоупотребляет своим положением по отношению к вам.

— Как! И вы посмели… принцессе королевской крови?.