Ахматова утверждала, что никогда не видела Амедео пьяным. Лишь однажды, накурившись гашиша, он лежал и в растерянности держал ее руку, повторяя: «Sois bonne, sois douce». «Но ни доброй, ни нежной, — добавляла поэтесса, — я с ним не была». Анна Андреевна считает, что замужней женщине приличествует быть строгой и нравоучительной с художником, позволяющим себе лишнего. Нельзя отрицать: ее не могли не страшить его увлечения, так легко подчиняющие его мягкую волю и ломающие и без того хрупкое здоровье. Она пробовала нажать на его тщеславие, угрожать разрывом, уходить. На следующий день он приползал, как провинившийся щенок, и клялся, клялся, что «никогда больше»… Но вырваться из алкогольной зависимости он уже не мог. Страдал, проклинал судьбу, и все повторялось снова.

Провинившись, Модильяни часто бродил ночами у ее отеля, бросая в окно сорванные на клумбе цветы или ветки жасмина до тех пор, пока она не выходила из темного парадного — непреклонная, гордая «святая блудница». Гумилеву для создания идеала не хватило маленького условия — он не сумел стать любимым мужчиной своей Примаверы.

Однажды Анна повторила трюк: не застав Амадея в мастерской, забросила ему в окно мелкие алые розы, целый букет которых только что купила у старушки.

— Как ты проникла сюда? — удивился он, обнаружив цветы.

— Они сами влетали в окно.

— Этого не может быть! Цветы лежали так красиво!

Эпизод с розами описан Ахматовой в воспоминаниях как самая милая и интимная деталь их взаимоотношений.

Когда Ахматова, покидая Париж, прощалась с Модильяни, он отдал ей свертки рисунков:

— Окантуешь и повесишь в своей комнате. Здесь шестнадцать лучших и вполне невинных зарисовок.

— Я буду все время смотреть на них… — Анна краем глаза следила за людьми, наводнявшими платформу — в Петербург всегда ехал кто-то из знакомых, и горячие прощания с далеко не респектабельным мужчиной не входили в ее планы.

— Ты приедешь?

— Непременно. Если ты бросишь убивать себя.

— О, за это не беспокойся. Я сильный! — Он согнул руки, демонстрируя бицепсы, и улыбнулся. — Брошу — все!

«Это конец, — поняла Анна. — Он никогда не станет прежним. Несчастная звезда. Линия на ладони не соврала. Интересно, попали бы его картины в хорошие музеи?»

Глава 6

«Ты совсем, ты совсем снеговая,

Как ты странно и страшно бледна!» Н.Г.

Из Парижа Анна вернулась почти через три месяца. Виноватая, но с вызовом: «как ты ко мне, так и я к тебе!»

Узкие юбки, ровная, незавитая челка, папироса в длинном мундштуке — не узнать. «Парижская штучка»! А главное, Николай же видел: она была словно отполирована вожделенными взглядами другого мужчины. Он ненавидел Модильяни — пьяницу, фиглярствующего модерниста, наглого выскочку.

Николая бесил этот роман жены. Если бы не возведенная временем в культ свобода семейных нравов, следовало бы немедля разорвать отношения! Но что станут говорить о Гумилеве? «Тиран, ретроград и пошляк». Следовало жить проще: ну, отдохнула молодая жена в Париже, развлеклась, так и вы, господин Гумилев, не упускайте шанса — все так делают! На людях он наигрывал легкую иронию в отношении к увлечениям жены, дома — просто сходил с ума.