Только на свадьбе Рагнвальда Гуннхильд наконец увидела Харальда – ради этой свадьбы он и приехал, и только в этот день единственный раз ступил на серый камень острова Бьёрко. Он явился последним, когда все прочие гости уже собрались и сидели за столами, и привел с собой десять хирдманов без оружия – в этом был и намек на приезд Кнута, укоряющий Олава, и вызов, и выражение собственного бесстрашия. Только у самого Харальда имелся меч у пояса, ибо явиться на люди без меча ему, представителю рода конунгов, было почти так же неприлично, как без штанов.

Принимая в гостях трех человек королевской крови, Атли Сухопарый устроил на своем помосте для них особый стол: в середине сидел жених, рядом с ним Олав, как ближайший родич, а для Харальда было оставлено место по другую руку от Рагнвальда.

Ингер сидела в середине женского стола, Гуннхильд рядом с ней. Обе нарядные, в тонких льняных сорочках со множеством пышных складок, в цветных платьях, с золотыми украшениями, с волосами, уложенными на затылке в пышные красивые узлы, они были прекрасны, как богини, и гости то и дело бросали на них восхищенные взгляды. Варинги Бьёрна-конунга знали толк в красавицах! Вот только обе были бледны и молчаливы, да и Рагнвальд, в красной рубахе с шелковой отделкой и тщательно причесанный, мог выдавить лишь весьма напряженную улыбку.

Гуннхильд не сводила глаз с дверей. Когда Харальд появился, когда она увидела издали его светловолосую голову, возвышающуюся над всеми, кто пришел с ним и его встречал, ей стало жарко, ее пронзила дрожь, в ушах зашумело. При входе в дом знатного гостя встретили госпожа Дейрдра и сам Атли. Харальд принял рог, отпил, что-то сказал в ответ на приветствие, потом Атли проводил его в палату. Гуннхильд не сводила с него глаз, но он прошел мимо, даже не глянув на женский стол, и остановился перед очагом, ближайшим к почетному столу. К счастью, это было довольно близко, Гуннхильд могла хорошо видеть и слышать его.

– Прежде чем мы сядем за стол и выпьем свадебное пиво, мы должны сделать еще кое-что! – сказал Харальд, уперев руки в бока и глядя на Олава. Тот невольно встал. – Мой брат Кнут был предательски убит в этом доме твоим человеком. Я знаю, что Рагнвальд, сын Сигтрюгга, убил негодяя, отомстив тем самым за брата своей будущей жены. Я признаю, что у него есть такое право. Никто из моего рода никогда не хранил братьев в кошельке, и я не принял бы виру за смерть моего брата не чем иным, кроме крови убийцы. Но сейчас я требую виры не за смерть моего брата, которая отомщена, но за обиду, что это убийство совершено человеком из твоей дружины, Олав, сын Кнута. Пока эта обида не выкуплена, никакие договоры, в том числе брачные, между нами невозможны.

– Это требование справедливо, – согласился Олав, заранее предупрежденный людьми Бьёрна, что Харальд его выдвинет. – Я признаю… что обида твоему роду пришла из рядов моей дружины, – ему было тяжело выговорить эти слова, но он сделал над собой усилие, – и должна быть выкуплена. Прошу, прими от меня это обручье в качестве виры.

Он вышел из-за стола и приблизился к очагу с другой стороны. Теперь его и Харальда разделяло яркое пламя. Оба отступили на шаг назад и вынули мечи из ножен. Гуннхильд невольно стиснула руку Ингер; пальцы невесты были холодны как лед. Обе они столько раз видели это самое в своем воображении – их родичи-мужчины напротив друг друга, кровавые отблески пламени на обнаженных клинках, – что сейчас перестали дышать. Сердце замерло в жутком ожидании: а вдруг они сейчас бросятся друг на друга?

Олав снял с запястья правой руки широкий золотой браслет, надел его на конец клинка и над огнем протянул клинок Харальду.