- Повоевали, - высказался кто-то из наших "дедов".

   - А что? - откликнулся Ложкин. - Три достоверно сбитых за один день. Комбат может себе еще одну дырку крутить.

   - И себе не забудь. Или фрицев попроси, они тебе точно дырку провертят, - я не удержался и подколол младшего сержанта.

   Подошел взводный. Тоже на ногах еле держится. Вот вроде и обоймы со снарядами мы не таскали, и даже маховики наводки не крутили, а вымотались, будто вагоны с цементом без перекуров разгружали. Видимо, сказывается нервное напряжение.

   - Как дела? Сиди, сиди, - махнул рукой Сладков на мою попытку встать.

   - Все в порядке, товарищ лейтенант. Потерь нет, орудие исправно. Сейчас отдохнем и приведем его в порядок.

   При этих словах по расчету прокатилось нездоровое бурчание. Казалось, что никакая сила не сможет оторвать от земли и заставить ворочать банником. Но это только казалось, минут через десять придут в норму и мы все сделаем.

   - Только снарядов осталось всего полтора ящика.

   - Снаряды скоро должны привезти.

   Значит, кроме чистки еще и разгрузка тяжеленных укупорочных ящиков предстоит. Я мысленно застонал.

   - Товарищ лейтенант, а кухня когда будет? - интересуется Тимофеев.

   - Не знаю, - пожимает плечами Сладков. - Тылы отстали, сами видели что творилось. Ладно, отдыхайте, я - к комбату.

   Он ушел, а мы остались изгонять из себя, накопившуюся за трудный день усталость. День закончился, но впереди был еще вечер, потом ночь. А потом будет еще один день, и еще... Если будет...

   Короткая июльская ночь пролетела незаметно. Кажется, только закрыл глаза, а тебя уже пихают в бок.

   - Подъем.

   Когда с трудом удается разлепить глаза, небо на востоке едва начинает светлеть. Плеснув на глаза воды и размазав ее по своей небритой морде, начинаю понемногу соображать, чего от меня хотят. Хотели, в принципе, то же самое, что и вчера. Насильно запихнув в живот завтрак и, когда уже полностью рассвело, грузимся в машины. Пропускаем вперед танковую колонну - судя по номерам на башнях, в бой пошел второй эшелон - и пристраиваемся к ней в хвост. Впереди грохочет артподготовка, грохочет недолго, около получаса. В воздухе проплывает большая группа наших бомбардировщиков, самолетов тридцать, целый полк. А потом все повторяется: "юнкерсы", "фоккеры" и опять "мессеры", "фоккеры", "юнкерсы". В отличие от вчерашнего дня, наши колонны с воздуха прикрыты истребителями. Видимо, кому-то из авиационных командиров ночью накрутили хвост. Но наши летают группами по четыре-шесть самолетов, а немцев налетает по тридцать-сорок, поэтому толку от такого прикрытия немного. Да и от нас, если честно, тоже.

   К полудню ситуация меняется, немцы в небе практически исчезают, а наших наоборот прибавляется. Над головой проплывают шестерки и девятки штурмовиков. Штурмуют передний край и ближний немецкий тыл. После их атаки гремит артиллерия и под прикрытием дымовой завесы наши танки врываются в небольшой населенный пункт. На улицах поселка вскипает ожесточенный бой, а мы получаем передышку.

   - Если так дальше пойдет, за неделю стволы расстреляем.

   Ложкин, Бикбаев и Коробовкин снимают горячий ствол, держа его руками в асбестовых рукавицах.

   - Ты еще проживи эту неделю-то, - отвечает второму номеру установщик дальности.

   Мы все невольно косимся в сторону КП, где лежит тело батарейного радиста.