- Осторожный.

   Человек, видимо, хотел рассмеяться, но закашлялся. Прокашлявшись, продолжил.

   - Без толку это все. Отсюда есть два выхода: в лес, на расстрел и в город, в тюрьму. Оттуда тоже никто еще не возвращался.

   Это не карцер, как я считал вначале, а камера смертников! И только тут до меня дошло, что именно я совершил. Забыл, что здесь нет суда присяжных, адвоката и прокурора. Зондерфюрер сам может решить кому жить, а кому умирать. Посылая его провокаторов по известному адресу, мы только разозлили гестаповца и подписали себе смертный приговор. Надо было присесть с каким-нибудь из них, поговорить за жизнь, между делом поругать советскую власть, недобрым словом помянуть товарища Сталина, глядишь, и пронесло бы.

   - А ты здесь давно?

   - В лагере-то? Второй месяц. Лейтенант не хотел идти, как чувствовал. Начальство настояло, язык уж очень нужен был. Вот и пошли. И нарвались...

   Собеседник опять закашлялся.

   - Сильно били?

   - Сильно. Только мне уже все равно, не жилец я.

   Этому я поверил, по одному голосу было понятно - не врет.

   - А сюда как попал?

   - Бежать пытался.

   Вот это сюрприз! Я осматривая периметр лагеря не нашел никаких лазеек, а он, выходит, придумал как открыть путь на волю. Впрочем, не стоит недооценивать парня, наверняка он из полковой или дивизионной разведки, значит, какая-никакая подготовка у него должна быть. И опыт. Однако ответ на мой вопрос разочаровал - разведчик не придумал ничего лучше, как напасть на полицая, дежурившего на пропускном пункте и попытаться завладеть его винтовкой. А дальше, как будет судьбе угодно. Попытка эта завершилась в бункере. Перед тем, как бросить сюда, разведчика избили до полусмерти и теперь он потихоньку угасал.

   - А я скрытый еврей, - решил, наконец, представиться и я, - отказывающийся сотрудничать. Думаю, скоро еще одного приведут.

   - Тоже еврея?

   - Хрен его знает, чего там у этого зондерфюрера для отчетности не хватает.

   Приблизительно через час дверь открылась, и в погреб спустился мой недавний знакомый - ефрейтор Хватов.

   - Тебе что пришили? - приветствовал его я.

   - Большевистскую агитацию.

   - Понятно. Из меня еврея лепят, а... Тебя как величать, разведчик?

   - Родители Виктором назвали.

   - Виктор на рывок неудачно пошел, а все равно в одной яме лежать будем.

   С помощью старожила бункера ввел Хватова в курс дела.

   - А ты, вроде, и смерти не боишься?

   - Боюсь, - признался я.

   - Чего, тогда такой спокойный?

   - Да поздно уже дергаться. Пока к стенке не поставили, можно спокойно сидеть, а как поставят...

   Так перебрасываясь словами и фразами, мы просидели некоторое время. Даже мои биологические часы не могли мне подсказать, что сейчас снаружи: день или ночь? Тьма и тишина не давали никаких временных ориентиров. Мною овладела какая-то апатия - будь, что будет. Однако, когда заскрипела открываемая дверь и косое пятно света упало на пол погреба, сердце мое екнуло, а дыхание перехватило. Но оказалось, что нам принесли по кружке воды и кусочку хлеба, по большей части состоящего из опилок. Хватова полицаи припахали на вынос ведра, служившего парашей. Потом нас оставили в покое до утра.

   Утром процедура повторилась. Мы уже подумали, что доживем до следующего вечера, но когда дверь распахнулась, сверху донеслось.

   - А ну давай на выход! И этого с собой захватите.