Словам старшего брата младший не верил совсем. Борька — мелкий и тщедушный, Тимка, и сам-то некрупный, к своим четырнадцати годам его уже почти перерос. Да и был бы Борька высокий, сильный и здоровый — что он вообще может против тех? Борька, по всему видно, их боится так, что поджилки трясутся и глаза закатываются. Заступиться же за братьев, как ни крути, некому. А те ведь не отстанут и не позабудут, что обещали. Деньги им там Борька должен или еще что — это даже и неважно выходит… И вот по всему получается, что дела у Тимки — хреновее некуда.

— Ты пересядь сюда, — сказал кто-то сбоку от Тимки.

Тимка начал оборачиваться от окна и уже в процессе того открыл рот, чтобы рявкнуть грубо: «Отвянь!» — или еще что-нибудь такое.

Обернулся и промолчал.

— На этой вот парте, впереди, никто не сидит. Нас вообще немного, с самого начала. Мы никогда целый класс не занимали. И что же ты станешь сидеть — как будто на острове…

Девочка со спускающейся ниже пояса косой как будто с ходу угадала его заветное желание — больше всего на свете Тимка мечтал очутиться на острове и жить там одному. Чтобы никто к нему не лез.

— Меня зовут Маша Новицкая.

Тимка хотел снова отвернуться к окну, но шея как будто бы окаменела и не желала поворачиваться. Светло-коричневые, с золотыми искрами глаза Маши Новицкой смотрели прямо на него. Девочка спокойно ждала и как будто ни секунды не сомневалась в том, что он станет с ней разговаривать.

— Тимка. Тимофей, — странно хрипнув голосом, произнес мальчик. Собственное имя всегда казалось ему каким-то кошачьим. Он не понимал, почему, и оттого злился, когда приходилось называть себя.

— Котофей Котофеевич, из детской сказки, — вдруг объяснила Маша. — Нам мама в детстве читала. Тебе, наверное, тоже. Тимофей.

Тимка открыл рот и забыл закрыть.

— Пересаживайся, — сказала Маша, взяла со скамьи его надорванную по шву сумку и переложила на парту впереди.

Тимке хотелось ударить по тонкому запястью, вырвать сумку, грязно выругаться и прогнать от себя девочку с косой так, чтобы ей больше никогда в голову не пришло даже посмотреть в его сторону… Он промолчал и остался сидеть на месте, только лежащие на парте ладони сжались в кулаки так сильно, что треснули поджившие корочки на костяшках.

— Кто тебя избил? — спросила девочка.

Тимка закрыл глаза и затряс головой, яростно желая, чтобы все немедленно исчезло. Вообще все, но особенно эта странная девочка, которая угадывает мысли и спрашивает его так, как девчонки никогда не спрашивают. Так спрашивают милиционеры. В голове отдалось острой болью.

— У тебя болит голова. Не тряси ее, — сказала Маша. — Кто тебя избил? Ты сам виноват? Первый полез?

— Я тут вообще с краю, — неожиданно для себя ответил Тимка.

— Я так и думала, — кивнула Маша. — Ты ведь сам по себе добрый.

Тимка собрал все силы, лязгнул челюстью и снова открыл рот. Это было уже слишком. Сейчас он наконец объяснит ей…

Внезапно Маша как будто исчезла. Захлопнув рот, Тимка огляделся и обнаружил ее в середине класса. Маша стояла возле своей парты, которую она делила с невысокой худой девочкой-брюнеткой. Золотистая Машина коса теперь висела на спине и как будто дразнилась. Остальные тоже стояли и смотрели на неизвестно откуда появившегося пожилого мужчину с седыми волосами. С последней парты его лицо казалось перечеркнутым несколькими резкими линиями.

«Неужели учитель?! Совершенно не похож! — изумился Тимка, встал возле своей парты и сделал неуверенный вывод: — Какие-то они тут все… странные…»

— Тимочка, ты чего так рано из школы-то пришел?

Тимка промолчал, швырнул сумку в угол прихожей, прямо в ботинках прошел в кухню, приподнял крышку и заглянул в стоящую на плите кастрюлю.