— Ну, что тебя грызет? — спросил Пейнтер.

Это был молодой человек моложе тридцати, стройный, симпатичный, хотя и несколько бесцветный. Потратив пять лет в службе разведки и еще два года в начищенных сапогах столичной полиции, он решил рискнуть и заняться частным сыском. Дерьмовая работенка, но она позволяла оплачивать счета, не так уж глубоко залезая в частную жизнь. В основном они занимались изменами; в мире столько измен! Как в делах Филиппа Марло: сделать и забыть.

— Со мной все в полном порядке, — ответил Слейтер.

Он был старше Пейнтера лет на десять, сам прошел через развод и носил цинизм, точно броню. Крупный мужчина, в котором было что-то от раннего Роберта Митчума — точно такие же сонные глаза и низкий, грустный голос. Однако он был так сильно похож на известного актера, что обычно люди не думали, что это он и есть. Приятный человек — в трезвом состоянии, — однако гораздо чаще он бывал на восемьдесят процентов проспиртован. Он взял Пейнтера под свое крыло, когда молодой человек пришел в агентство, и тот никогда не забывал этого.

— Хочешь сказать, что со мной что-то не так? — с улыбкой спросил Пейнтер. — Или имеется в виду мир в целом?

— Раз уж ты спросил, — ответил Слейтер, — то речь конкретно о тебе. Послушай, я был уверен, что у тебя есть мозги. В смысле, как давно ты с нами? Год… дольше? Сколько дней или, точнее, ночей ты уже провел, разыскивая и находя доказательства всех этих прелюбодеяний? Делая компрометирующие снимки, выслушивая рыдания жен и мужей, рассказывающих о своих страхах и подозрениях, обнаруживая, что они правы, что «невинные» вечеринки не что иное как групповой секс? Сын мой, это же выгребная яма!

— Наша работа? Тоже мне, новость!

— Мир, бога ради! Здесь нет «телки», которую нельзя завалить в подходящее время в подходящем месте под подходящим предлогом, и нет парня, который не пытался бы сделать это. Иногда я думаю, что дело не в самом сексе, а в том, что он запретный. Разве ворованные яблоки не слаще? Ну, может, так оно и есть, пока у тебя от них не сведет живот. Да, они делают это, потому что это «запретный плод». Некоторые из них, по крайней мере. А другие просто из вызова.

— Вроде как карабкаться в гору?

— Умен, подлец! Я серьезно. Каждый застенчивый парнишка, которого ты видишь, потенциальный жеребец, и каждая милая, невинная «птичка» занимается этим шесть ночей в неделю. И замужние худшие из них.

Пейнтер пожал плечами.

— Такова жизнь, Джим. Но если не считать работы, какое это имеет отношение ко мне?

— Самое прямое. Ты говоришь, что собираешься жениться на Джуди Декстер, дочери босса и хочешь, чтобы я был твоим шафером!

Улыбка Пейнтера увяла.

— Все равно не понимаю, — ответил он, от всей души надеясь, что так оно и есть.

Слейтер прикончил пиво и заказал еще два.

— Нет, понимаешь, — сказал он. — Ты помрачнел, я вижу. Значит, понял меня. Послушай, я был женат! Тебе это известно?

Да, Пейнтеру это было известно. Три года назад она сбежала не то с молочником, не то с соседом, страховым агентом, не то с кем-то еще. Он слышал, как об этом говорили в офисе, но только когда Слейтера рядом не было. Джим был слишком мощный и неуравновешенный, чтобы стоило рисковать. По-видимому, это надолго выбило его из колеи: тот факт, что пока он ловил изменщиков, какой-то сопляк делал это с его женой.