Мне уже было все равно, лишь бы она не позвонила жене. Бегать за ней по всей квартире, драться и царапаться у меня не было сил. Я был глупым омулем, выброшенным на берег Байкала.

Бутылку коньяка мы приговорили за полчаса. Василиса отбросила полотенце и склонила раздеться меня. Быть голыми, но не заниматься сексом, а говорить — вот что, по ее мнению, было круто. Потом нам пришлось одеться, потому что надо было сходить за второй бутылкой. К ее исходу Василиса достала из сумки красную помаду и ярко-ярко накрасила губы. Потом продефилировала по кухне и сказала: «Я одета в одну помаду!» Я схватился за голову. Конечно, я опьянел и смотрел на жизнь легкомысленно, но не до такой степени. Хотя нет, до такой, потому что мой член стал набухать. Я сопротивлялся наваждению изо всех сил.

— Когда твоя жена вернется?

— В семь вечера.

— Вариантов два. Либо едем в отель, либо звоним ей по громкой связи и объясняем ситуацию.

— Какую ситуацию?

— Ну, что мы вместе и все такое.

— А мы вместе?

— А разве нет?

— Нет.

— Почему это нет?

— А почему да?

— Мы сидим голые на твоей кухне и пьем коньяк. Наверное, поэтому.

— Это ничего не значит. Я каждый день с кем-нибудь сижу на кухне голый и пью коньяк.

— Врешь. Ты вообще не пьешь.

— Не пью. Я и сейчас не пью, а просто делаю вид.

— Прикалываешься надо мной, да?

— Чуть-чуть.

— А зачем?

— Тебе пора, Василиса. Допиваем, и ты уходишь. Договорились?

— Ты кое-чего не понял, Олег. Я никогда, слышишь, никогда от тебя не отстану! Ты — мой. Смирись с этим. Прими как факт. Жена, работа, все твои размышления... Они ровным счетом ничего не стоят, потому что ты — мой!

— Ты это щас серьезно?

— Серьезней некуда. Как Сид и Нэнси. Хочешь, вены вскрою?

— Не надо. Давай я поставлю Сида и Нэнси?

Панк заполнил кухню. Пользуясь шумом и тем, что Василиса слушала песню, я ушел в туалет и позвонил в полицию. Не знаю, зачем это сделал. Мне эта идея показалась блестящей. Я понял, что иначе мне от Василисы никогда не отделаться. Я думал ее обидеть. Думал, полиция ее вышвырнет или увезет в участок и выпишет штраф. Я хотел сделать подлость, чтобы оттолкнуть Василису от себя. Чтобы она больше не приходила. Такую демонстративную подлость. Как по щекам отхлестать. Показать ей, насколько она мне не нужна.

— Дежурная часть.

— Алло, ко мне в квартиру вломилась пьяная девушка. Она дебоширит. Я думал, она свидетель Иеговы, а она ворвалась и дебоширит. Помогите, пожалуйста.

— ФИО, адрес.

— Олег Степаныч Рудаков, Докучаева тридцать восемь, квартира сто двадцать.

— К вам выехал наряд. Ждите.

Я съел зубчик чеснока, сжевал кофейное зернышко, вышел из туалета и оделся. (Зубчик и зернышко я захватил по дороге в туалет.) Василиса воззрилась.

— Ты чего оделся?

— Я совсем забыл. Бабушка может прийти. Зачем травмировать старушку?

— Старушку действительно травмировать не стоит. Хотя мое тело не способно никого травмировать. Разве что восхитить.

Василиса сладко потянулась и огладила груди. Потом медленно оделась, как бы застывая в интересных позах. Затренькал домофон.

— Это кто?

— Бабушка, наверное. Одевайся, я открою.

Наряд полиции состоял из двух крепких мужиков. С усами и без. Со мной заговорил усатый:

— Что у вас случилось?

— Открыл дверь. Думал, святоши проповедовать пришли. А она ворвалась в квартиру и давай пить коньяк на кухне. Я ее пробовал выгнать, а она царапается и кричит, что вичевая.