|
Я как бы стремлюсь к легкости, а какая может быть легкость, если ответственность? Легко нести ответственность можно только на широких плечах, а у меня плечи обычные, среднестатистические. Плюс я дохрена книжек прочитал. То есть у меня вообще на любой случай есть отговорки и под всякую ахинею я могу подвести целую философию. К примеру, когда я пил, то объяснял запои цитатами из Довлатова. Когда бросал жену, ссылался на «Эрос и личность» Бердяева. А когда мне пьяному не давали в баре курить, я разглагольствовал про фашизм и, кажется, приплел Хайдеггера и Муссолини. Убедительно приплел. Пока плел, успел докурить. До фильтра прямо высосал, до сих пор помню. Очень я хитрожопый человек потому что.
И вот проснулся я седьмого мая весь такой хитрожопый, а тут голос этот космический: «Андрей, а хороший ли ты человек?» «Чего, — говорю, — начинаешь-то? Хороший, плохой — понятия абстрактные, только безумцы обсуждают их на трезвую голову». А далекий космос не умолкает: «Андрей, а хороший ли ты человек?» «Отъебись», — говорю. А далекий космос хохочет и гнет свою линию: «Андрей, а хороший ли ты человек?» Как сверло соседское в два часа ночи. Ноет и ноет, зуб гнилой. Я, конечно, встал, по квартире прошелся. Подруги нет, на работу ушла. Хотел поесть, но чё-то не поел. На улицу пошел. Голову, думал, проветрю, и отстанет от меня этот инопланетный голосок. Не отстал. Про Еву спросил. Это подруга детства моя. Она скололась, и ее в тюрьму посадили. Мы с ней вместе кололись. Я выбрался, а она — нет. Я ее вычеркнул из своей жизни. Ева чокнутая. С ней скорее подохнешь, чем станешь счастливым. Я пробовал. Она просто недавно освободилась. Из-за этого, наверное, все. Она пока сидела, я ей ни разу не позвонил. А когда она звонила — не отвечал. У меня только-только житуха нормализовалась. Мне эта возня нафиг не нужна. «Андрей, а хороший ли ты человек?» Сучий космос. А ты сам-то, блядь, хороший? Чё ты мне предлагаешь, а? В гости к ней зайти? С подругой расстаться? Может, «солью» еще по вене шмякнуться? Пока я переживал, глупые ноги принесли меня к Евиному подъезду. На лавку сел. Сижу, обутками болтаю. Домофон номер «семьдесят пять», баба ягодка опять. Такой вот бред в голове, представляете? «Андрей, а хороший ли ты человек?» Ебать, какой плохой. Не буду я ей домофонить. Через пять минут я набрал «семьдесят пять». Не потому, что космос победил, а потому, что я ему так не покорялся, что из чувства противоречия вдруг захотел покориться. «Ааа, — думаю, — пошло оно все, чему быть, того не миновать!» — Кто там? — Еву можно? — А кто спрашивает? — Андрей. — Поднимайся. Поднялся. Ну, то есть сначала две сигареты выдолбил, а потом уже в лифт шагнул. «Андрей, а хороший ли ты человек?» Хоть висок дырявь, честное слово. Когда двери открылись, я чё-то разнюнился. Слезы по щекам зачем-то потекли. Доконал меня этот херов вопрос. На этаж вышел, а тут Ева стоит. Бледная вся, худая, потому что у нее ВИЧ. А у меня нет ВИЧа. Тут я тоже выбрался, а она — нет. Вот может хороший человек из такого количества передряг выбраться? Риторический вопрос. — Привет, Андрей. — Привет, Ева. — Ты не звонил. Вычеркнул меня, да? — Да. — А зачем пришел? Тут я растерялся и ляпнул: — Скажи, Ева, а хороший ли я человек? — А ты сам как думаешь? — Фиг его знает. Наверное, нет. Ко мне голос прицепился. Такой внутренний, понимаешь? С утра прямо. Говорит и говорит. То есть спрашивает. Одно и то же, как автоответчик. — Что спрашивает? — Андрей, а хороший ли ты человек, прикинь? — Ты снова колешься? — Да вот нифига, в том-то и дело! — Странно. |
