-- Ах, как ты подряхлел, Иона, боже, до чего ты старенький! -- заговорил князь, волнуясь. -- Но я счастлив, что все же застал тебя в живых. Я, признаться, думал, что уж не увижу. Думал, что тебя тут уморили...

   От княжеской ласки Иона расстроился и зарыдал тихонько, утирая глаза...

   -- Ну, полно, полно, перестань...

   -- Как... как же вы приехали, батюшка? -- шмыгая носом, спрашивал Иона. -- Как же это я не узнал вас, старый хрен? Глаза у меня слепнут... Как же это вернулись вы, батюшка? Очки-то на вас, очки, вот главное, и бородка... И как же вы вошли, что я не заметил?

   Тугай-Бег вынул из жилетного кармана ключ и показал его Ионе.

   -- Через малую веранду из парка, друг мой! Когда вся эта сволочь уехала, я и вернулся. А очки (князь снял их), очки здесь уже, на границе, надел. Они с простыми стеклами.

   -- Княгинюшка-то, господи, княгинюшка с вами, что ли?

   Лицо у князя мгновенно постарело.

   -- Умерла княгиня, умерла в прошлом году, -- ответил он и задергал ртом, -- в Париже умерла от воспаления легких. Так и не повидала родного гнезда, но все время его вспоминала. Очень вспоминала. И строго наказывала, чтобы я тебя поцеловал, если увижу. Она твердо верила, что мы увидимся. Все Богу молилась. Видишь, Бог и привел.

   Князь приподнялся, обнял Иону и поцеловал его в мокрую щеку. Иона, заливаясь слезами, закрестился на шкафы с книгами, на Александра I, на окно, где на самом донышке таял закат.

   -- Царствие Небесное, Царствие Небесное, -- дрожащим голосом пробормотал он, -- панихидку, панихидку отслужу в Орешневе.

   Князь тревожно оглянулся, ему показалось, что где-то скрипнул паркет.

   -- Нету?

   -- Нету, не беспокойтесь, батюшка, одни мы. И быть некому. Кто ж, кроме меня, придет.

   -- Ну, вот что. Слушай, Иона. Времени у меня мало. Поговорим о деле.

   Мысли у Ионы вновь встали на дыбы. Как же, в самом деле? Ведь вот он. Живой! Приехал. А тут... Мужики, мужики-то!.. Поля?

   -- В сам деле, ваше сиятельство, -- он умоляюще поглядел на князя, -- как же теперь быть? Дом-то? Аль вернут?..

   Князь рассмеялся на эти слова Ионы так, что зубы у него оскалились только с одной стороны -- с правой.

   -- Вернут? Что ты, дорогой!

   Князь вынул тяжелый желтый портсигар, закурил и продолжал:

   -- Нет, голубчик Иона, ничего они мне не вернут... Ты, видно, забыл, что было... Не в этом суть. Ты вообще имей в виду, что приехал-то я только на минуту и тайно. Тебе беспокоиться абсолютно нечего, тут никто и знать ничего не будет. На этот счет ты себя не тревожь. Приехал я (князь поглядел на угасающие рощи), во-первых, поглядеть, что тут творится. Сведения я кой-какие имел; пишут мне из Москвы, что дворец цел, что его берегут как народное достояние... На-ародное... (Зубы у князя закрылись с правой стороны и оскалились с левой.) Народное -- так народное, черт их бери. Все равно. Лишь бы было цело. Оно так даже и лучше... Но вот в чем дело: бумаги-то у меня тут остались важные. Нужны они мне до зарезу. Насчет самарских и пензенских имений. И Павла Ивановича тоже. Скажи, кабинет-то мой рабочий растащили или цел? -- Князь тревожно тряхнул головой на портьеру.

   Колеса в голове Ионы ржаво заскрипели. Перед глазами вынырнул Александр Эртус, образованный человек в таких же самых очках, как и князь. Человек строгий и важный. Научный Эртус каждое воскресенье наезжал из Москвы, ходил по дворцу в скрипучих рыжих штиблетах, распоряжался, наказывал все беречь и просиживал в рабочем кабинете долгие часы, заваленный книгами, рукописями и письмами по самую шею. Иона приносил ему туда мутный чай. Эртус ел бутерброды с ветчиной и скрипел пером.