Дворский Олфим прохаживался у крыльца, каждого появлявшегося приветствовал ласково, направлял кому куда требовалось — кому за сарай, а кому сразу к колодцу. Вылезшему из-под крыльца попенял шутливо:

— А я-то думал, кто ж это нашего Полкана новоселом к воротам отправил? Правильно. Пусть сторожит. Умыться? А вон к колодцу пожалуйте.

Едва расселись за столом в гриднице, хозяин тут же заметил убыль в гостях.

— Андрей, а где ж твой боярин-то?

— Семен?

— Ну да.

— Поехал в Кострому.

— Зачем?

— Да по своим делам, у него там должники остались.

— А, ну конечно, если должники, то долги надо выколачивать,— согласился князь Дмитрий, переглянувшись выразительно с Феофаном: слушай, мол, чего городит братец.

Но более ни разу не вспомнил об отъехавшем боярине князь Дмитрий, будто того и не было. Опять велел наполнять чарки, опять пить, гуслярам играть песни. Правда, лицедея-плясуна уж не было, вроде бы ушел на Ростов, добывать свой хлеб, вроде бы и легкий, но небезопасный. Так решили пир-щики: «Разве то труд лицедейский-то, покривлялся, ногами подрыгал, и вот те каша с молоком».

Пировали до темноты, а на следующий день после завтрака по предложению князя Дмитрия поехали на Плещеево озеро невод тащить. Привезли целый короб рыбы, велели уху варить и под уху опять пили.

На следующий день князь Андрей молвил брату:

— Ну что, Митя, в первый день гость золотой, во второй — серебряный, в третий — медь, а в четвертый — домой едь. А?

И оба рассмеялись.

Перед отъездом на трезвую голову поделились землей, оставив за Андреем Городец и Нижний Новгород. Ну, великому князю, как обычно, родное гнездо: Переяславль, Владимир, ну и Новгород, если славяне не упрутся. И конечно же все остальные княжества под его высокой рукой.

Едва после прощальных объятий съехал князь Андрей со своими людьми со двора, как князь Дмитрий ушел к себе и велел позвать к нему Антония с Феофаном. Едва пришли они и сели на лавку, князь спросил:

— Ну, головы великомудрые, сказывайте, к чему бы это?

— Что, князь? — не понял Антоний.

— Как что? А отъезд Толниевича?

— Ну, князь Андрей же сказал: за какими-то долгами потек.

— И ты ему поверил?

— Ну дык...

— Чего «дык»? Чего «дык»? Дураку понятно, что-то затевают. Но что? Убей, не пойму.

Феофан был посмышленей Антония, да и помнил тот взгляд выразительный, брошенный ему князем на пиру. Значит, надо искать какой-то тайный смысл в этом отъезде главного Андреева советника.

— Может, он... эта...— начал нерешительно Феофан.— Может, поехал союзников искать, поспешителей князю своему.

— Вот, вот, верно соображаешь, Феофан,— подхватил князь,— Он там, в Костроме, Семен-то всю жизнь прожил, его там всякая собака знает. Пойди найди лучшего посла. А?

— Пожалуй, так,— согласился наконец Антоний.

— Ну и что ж нам делать? — спросил Дмитрий, хотя по его интонации милостники догадались, что у князя уже готово решение.

— Как велишь, князь,— покорно отозвался Антоний.

— А я велю так,— встал с лавки князь и, пройдя к двери, притянул ее крепче, хотя она и так была закрыта плотно. Вернулся к столу и, понизив голос, продолжил: — Вы оба немедля скачете в Кострому, тайно хватаете этого посланца Андреева и учиняете ему допрос. Зачем послан? О чем сговорились с Андреем? И что затевают?

— Но разве он о таком скажет,— усомнился Антоний,— Да ни в жисть.

— Дур-рак,— прорычал князь.— Под огнем все скажет.

— Так, значит, это...—Антоний даже слово побоялся вымолвить, но Дмитрий помог:

— Именно это — пытать.